Останется ли Алматы колыбелью казахстанской интеллигенции?

Мы привыкли сетовать на снижение качества человеческого капитала. Но что такое национальная интеллигенция сегодня? Может ли она при наличии «идейности задач» избежать риска «беспочвенности идей»? Обладает ли она тем потенциалом, чтобы «вынести на своих плечах» государство в период кризисов? Почему среди лидеров мнений сегодня можно встретить кого угодно, кроме образованных и думающих людей? Может быть потому, что Алматы уже давно перестала быть территорией их акселерации?

Принято считать, что интеллигенция, это, в первую очередь, образованная, умственно развитая и критически мыслящая часть населения. Иначе говоря, это «мозг» общества, который находится в постоянном конфликте с самим собой. И территорией этого мозга долгие годы был Алматы.

Алматы – это Вавилон Центральной Азии, мультикультурная столица региона, в чем некоторые особо бдительные персоны усматривают даже определенную опасность. Несмотря на перенос столицы, интеллигенция Алматы по-прежнему формирует смыслы и идеалы казахстанского общества, что кое-кто также расценивает как, мягко говоря, инакомыслие. Именно здесь осмеливаются инспектировать решения власти, иронизировать и даже протестовать, подавая «плохой пример» другим регионам. И это при том, что у алматинской интеллигенции уже нет достаточных ни финансовых, ни, тем более, административных ресурсов, ни даже более или менее ярко выраженных лидеров. Более того, критические оценки «недобитой» интеллигенции принято объяснять ее не востребованностью. И в этом есть логика, поскольку она довольно слабо артикулирует, чьи интересы она защищает: общества, бизнеса или свои?

Тем не менее, в общественном сознании престиж интеллигенции мегаполиса довольно высок. По крайней мере, к ней хотели бы причислить себя большинство молодежи, получившей высшее образование в мегаполисе.

В идеальной картине мира всегда существует некий негласный консенсус между официальными властями и интеллигенцией. И сейчас, как ни странно, вырисовываются его контуры – алматинцы с сочувствием наблюдают за усилиями нового президента изменить страну, а кое в чем его открыто поддерживают. Другое дело, что она чувствует себя при этом лишь «структурной единицей общества», тогда как обязана быть его «душой».

«Новые бедные»

Сегодня понятие «интеллигенция» употребляется довольно редко. На Западе более популярен термин «интеллектуалы» (intellectuals), которым обозначают людей, профессионально занимающихся интеллектуальной (умственной) деятельностью, не претендуя, как правило, на роль носителей «высших идеалов». Основой для выделения такой группы является разделение труда между работниками умственного и физического труда. По мнению многих социологов, в постиндустриальном обществе именно интеллектуалы станут «новым господствующим классом». Именно они, лучше других понимая отсталость своей страны, являются главными проповедниками ценностей модернизации, а точнее, ее основными акторами.

Сегодня стали популярны идеи о том, что интеллигенции, как социальной группы, на постсоветском пространстве уже не существует, поскольку она утратила свой статус и больше не поддерживается государством как «референтная» группа идеологического влияния на массы. Часть ее стала сегментом политической элиты — это политологи, СМИ, ученые, деятели культуры и искусства. Остальная ее часть не адаптировалась к современной социальной структуре, войдя в состав «новых бедных». Но, видимо, корректней говорить не об исчезновении этой социальной группы, а ее трансформации.

До – «интеллигенция», после – «креативный класс»

С начала 2000-х годов в описании структуры общества в развитых странах постоянно фигурирует понятие «креативный класс». Ее наличие считается маркером потенциального вхождения в клуб развитых экономик и даже шире — в клуб стран, освоивших постиндустриальные рецепты глобализации.

Все определения креативного класса подчёркивают, что это люди, которые заняты в нематериальном секторе экономики, добиваются индивидуального успеха, благодаря своему образованию и творческим способностям. Но, прежде всего, для них характерен определённый набор ценностей, среди которых главными являются личная самореализация, индивидуальные свободы, предпочтение нематериальных благ финансовому успеху и открытость.

Именно эту группу объявляют ответственной за рост и инновации в постиндустриальной экономике. Утверждают, что креативный класс — это пролетариат «экономики знаний». Но креативный класс — это конструкция в первую очередь не экономическая и даже не политическая (как, например, в России, где это понятие тесно связано с политическим противостоянием оппозиции и государства), а скорее, отражает тот вектор развития, который выбрала страна. 

Есть классическая схема: отдельные регионы становятся центрами притяжения креативного класса, а они, в свою очередь, — лидерами экономического развития. Алматы — это очень доказательный пример, поскольку теперь остался едва ли не единственным несырьевым донором республиканского бюджета за счет развития малого и среднего бизнеса, то есть национальной буржуазии, представленную во многом именно тем самым креативным классом.

Ссориться с ним – это ссориться с будущим. Тем более, что сегодня она представляет собой сложный сплав интеллигенции, бизнеса и тех самых «новых бедных», которые и есть общество. Держать их в «черном теле», как минимум, не продуктивно. К тому же, именно их наличие – это гарантия той самой стабильности, которой мы гордимся. Интеллигенция – всегда была договороспособна, за что ее нередко даже называют компрадорской. «Обычный пролетариат» по сравнению с «пролетариатом знаний» больше склонен к радикализации, им легче манипулировать. Несмотря на перенос столицы, а скорее, именно поэтому, Алматы является ролевой моделью для развития креативного класса всей страны. От того, как власть будет строить с ней свои отношения, будет зависеть достижение того самого консенсуса, который позволит «вынести на своих плечах» государство в период все более обостряющегося системного кризиса.

• 53
• 57