История казахов: проиграть сражение не значит проиграть войну

Обращение к истории и своеобразию цивилизационного пути народа – не результат праздного интереса к историческим событиям и миру номадов. Безусловно, прошлое номадов, пусть даже искусственно прерванное, продолжает определять современную жизнь их потомков. Изучение последних четырех веков необходимы не только для понимания собственной идентичности, но и для преодоления своих комплексов с точки зрения осёдлоцентристского взгляда. Это взгляд не только тенденциозен, но и по-прежнему во многом поверхностен. Уже не говоря о том, что весь этот период история казахов, да и не только их, подавалось в искаженной интерпретаации.

Еще одна веская причина необходимости критического взгляда на прошлое, актуальная для любого народа — возможность использования его позитивного и негативного исторического опыта, конструирование альтернативных вариантов развития событий. Этот подход позволяет не только осознать ошибки, но и увидеть иное решение на каждый исторический вызов, учесть   нереализованные возможности и причины отклонения отклонения от прогрессивного пути развития.

Слова о том, что история не знает сослагательного наклонения, верны лишь отчасти. Сослагательное наклонение имеет право на жизнь и в оценке прошлого, и при проецировании истории будущего. Более того, в этом расхожем выражении есть некая червоточина. Оно заставляет принимать случившееся как нечто закономерное, неизбежное и смиряться с ним. Между тем, после перенесенного поражения история страны продолжается, а значит, конечный исторический результат может быть (пере)определен в течение долгого времени, порой спустя годы или десятилетия. Ситуация поражения может быть использована для мобилизации нации и заставить ее при следующем витке истории приложить усилия, которых оказалось недостаточно в реакции на предыдущий исторический вызов. И тогда прошлое поражение при определенных условиях и стремлении народа может быть преодолено. Минимизация последствий поражения или отклонения от правильного пути развития также способствует и исправлению ошибок прошлого силами и возможностями настоящего. Так, например, послевоенные Германии и Япония смогли в краткие сроки возродиться после сокрушительного поражения и даже стать еще сильнее.

Если рассматривать событие не как законченный факт, а видеть его как этап развития, то никакое поражение не может определять раз и навсегда дальнейшую историю народа. Но — только если народ не готов смириться с ошибкой/поражением прошлого и оставаться в рамках ее парадигмы: проиграть сражение не значит проиграть войну. Нация, потерпевшая поражение на определенном отрезке истории, может восстановить утраченное и вернуть свои позиции в следующий исторический период, не став заложником прошлого.

Конструирование контрфактических историй, как утверждает Р. Лахман, «может быть использован для взвешенных предсказаний о будущем и для конкретизации того, как возможные в будущем события скажутся на государствах, социальных движениях…» (Лахман Р. Что такое историческая социология? – М., 2016. – С. 200). Что представляется не менее важным, «методологические приемы и разносторонняя восприимчивость исторической социологии позволяют использовать ее для переосмысления трактовок старых проблем и для обращения к неизученным и недостаточно изученным моментам социального изменения – прошлым, настоящим и будущим» (Там же. – С. 219).

Чарльз Тилли рассматривает два способа прогнозирования будущего. Первый, экстраполяция, предполагает «распространение тенденций прошлого в будущее на том основании, что причины этих тенденций будут действовать точно таким же образом и дальше… При экстраполяциях мы не учитываем того, что сложившиеся в прошлом модели могут измениться» (Тилли Ч. Демократия. – М., 2007. – С. 241). Второй способ, состоящий из предположения «если…, то», предоставляет «менее четкий сценарий развития событий в будущем, но указывает альтернативные перспективы… Большая часть предположений непосредственно связана с изменениями во взаимоотношениях между публичной политикой и 1) сетями доверия, 2) категориальным неравенством, 3) независимыми центрами власти» (Там же).

При любом прогнозировании будущего неверные исходные данные, непонимание предпосылок и сути прошлых событий ставят под сомнение и определение целей и задач будущего. Препятствия в переосмыслении, переоценке прошлого не позволяют осуществить  новую трактовку событий, увидеть ошибки, засомневаться в закономерности произошедшего и, как следствие, создать основу для перемен.

Неслучайно Р. Лахман говорит о том, что изучение исторических или проспективных изменений должно быть сосредоточено на поиске времени и места эффективного действия. Здесь к месту упомянуть, что номады использовали тенгрианский календарь для прогнозов. Речь идет не только о природных циклах, но и о судьбоносных исторических событиях. В основе расчета лежали  наблюдения за долгим историческим периодом, что позволяло обнаружить циклических характер истории и определять суть событий, предвидеть потенциальные риски при повторе цикла. Если имеет место совпадение не только по мушелю, но и по цвету года, то степень подобия событий возрастает. Однако разность последствий этих событий зависит от разности реакции на них.

Номады умели предвидеть течение событий, не буквально повторяющееся (точных совпадений не бывает), но сам ключевой, кульминационный момент, напряженность, судьбоносную ситуацию, предопределяющую судьбу нации, страны. Это позволяло уловить важный момент, избежать повтора негативного сценария, т.е. установить момент совпадения времени и пространства/обстоятельств. Новый цикл и разный цвет годов позволяют обозначить лишь степень напряженности, некий пик порой разных по содержанию и последствиям событий. Смена цвета меняла условия и варианты выхода из положения. Это предполагало учет многих факторов, как поступали кочевники, считывая информацию с окружающего пространства и соотнося данные со временем, т.е. наблюдая, анализируя, учитывая риски и максимально используя складывающиеся обстоятельства.

Подобные совпадения пика, апогея можно проследить по уже известным нам крупным историческим событиям, эпохальным переменам. Так, например, известен пример повтора переломных моментов ХХ века для ряда стран и, в частности, для казахов: 1905, 1917, 1929 (пик насильственной седентаризации казахов), 1941, 1953 (смерть Сталина, дававшая возможность изменить курс страны), 1965 и 1977 (период застоя), 1989 (вывод войск из Афганистана, начало распада соцлагеря и мн. др.). В советский период ложные (ошибочные) предпосылки не позволили эффективно использовать шансы на перемены, модернизацию.

От чего зависит возможность восстановления после перенесенного поражения и потерь? Во-первых, от народа, его пассионарности, усилий, несогласия смириться с поражением и его последствиями. Несмотря на условия ни в коем случае нельзя терять веры в себя, в свою историческую правоту. Пример: объединения казахов в борьбе против джунгар в критических условиях, далеких от порождающих оптимизм. Во-вторых, от наличия двух важных факторов, которые обеспечивают успех.

Первый фактор – фундамент, а именно правильная оценка исходных данных, понимание народом себя, своих целей и путей их достижения. Неверная предпосылка ведет к неверным решениям и следствиям. Подмена основы, зыбкий фундамент, неправильный выбор того, что кладется в основу, не позволит выстроить устойчивое здание.

Существуют две ошибки, которые мы наблюдаем в этом аспекте. Первая ошибка: при разговоре о Казахстане и его специфике, нас часто называют «восточной страной». Казалось бы, все верно. Но без пояснений это обозначение предполагает экстраполяцию на Казахстан, условно говоря, типичных признаков той самой гипотетической «восточной страны». Что значит «восточная страна», психология восточного человека, народа? Оставим в стороне ориентализм и его стереотипы. Под восточной страной предполагаются страны Центральной Азии, Юго-Восточной Азии, Китай, Япония и др. Здесь и кроется ошибка, потому что казахи – потомки номадов, и многие традиции, поведенческие нормы и др. в корне отличны от практики традиционно оседлых восточных народов. Можно утверждать, что в психологии оседлых Востока и Запада больше общего, нежели в психологии оседлого и кочевого азиатов. Да, казах – это кочевник в прошлом, однако не следует забывать о том, что многовековая жизнь народа отпечатывается в его идентичности, традициях и ценностях. Ошибка кроется и трактовке номадов как диких орд, живущих порабощением и разорением оседлых народов. Это – крайне дремучий стереотип, не позволяющий увидеть такие характеристики номадов, как открытость новым знаниям и информации, физическая и ментальная мобильность, веротерпимость и лояльное, заинтересованное отношение к чужим культурам, бережное отношение к природе, поддержка экологического баланса, демократизм, свободолюбие и др. Неправильное позиционирование народом себя (вследствие долгого пропагандистского воздействия) есть неверная предпосылка для дальнейшего развития.

Вторая ошибка заключается в том, что власть строит государственность на фундаменте, заложенном в тоталитарный период. Это, в первую очередь, отношение к человеку, его правам и свободам. К этому следует отнести и неверно истолкованное понимание демократии и рыночных отношений, а также остаточность колониального и тоталитарного сознания властей предержащих. Как видим, фундамент эклектичный, противоречивый, не принимаемый народом. Отсюда проистекают последствия: политическая несостоятельность; лишение народа прав и свобод, равенства возможностей; эмиграция и «внутренняя откочевка», выраженная в неприятии и недоверии по отношению к представителям власти и пр.

По сути, предложенная властью модель – это феодализм, форма социальных и экономических отношений, не свойственных казахскому социуму в доколониальный период. Поэтому мы наблюдаем нездоровую социальную, психологическую, экономическую, политическую атмосферу, которая никоим образом не способствует возрождению народа, подъему его духа, аккумуляции и выплеску позитивной, созидающей энергии.

Пример Японии демонстрирует, как опора на собственный фундамент позволила использовать энергию народа в условиях, когда «новое не сменяло старое, но прибавлялось к нему» (Като Сюити). Эффективность значительно возрастает, когда используется накопленный опыт, осуществляется опора на традиционные ценности, происходит органичная связь и взаимообусловленность старого и нового. Б. Пильняк пишет о Японии: «Я знаю: то, что создается веками, не может исчезнуть в десятилетия. Как старое и новое сплелось в Японии – какими силами? Говорят, что сердцем Япония – в старом, умом – в новом… Быт и обычаи японского народа крепки, как клыки мамонта… И этот тысячелетний быт, создавший свою особливую мораль, не оказался препятствием для западноевропейской конституции, заводов, машин и пушек» («Камни и корни»).

В обратном случае теряются, обесцениваются века исторического пути нации, обезличивается народ. Советский эксперимент был направлен на то, чтобы создать некий новый народ, но у этого народа не было исторического опыта, того, что могло дать энергию. Отказ от потенциала прошлого, позитивной энергии народов обусловило их насильственную ломку и в итоге привело страну к краху.

Сегодня вместо восстановления прерванной исторической связи, минимизации последствий слома, власть продолжает расширять эту пропасть между собственным прошлым, идентичностью, ценностями народа и его нынешним путем развития. Трагические события ХХ, оторвавшие народ от собственного фундамента, продолжают оказывать свое разрушительное воздействие, поскольку предлагаемые властью нормы (социальная иерархия и материальное расслоение, пренебрежение человеческой жизнью, посягательство на права и свободы человека, хищническое отношение к природе, захват принадлежащей народу земли и его недр и др.) столь же далеки для казахов, как и колониализм и тоталитаризм.

Второй фактор, способствующий успеху развития нации и страны, – единство народа и элит (культурной, интеллектуальной, политической и др.). История показывает, что, когда цивилизационный вызов решался в пользу элит, отстаивающих свои привилегии, то избранный путь приводил страну к упадку. Позитивный пример: победа в затяжной войне с джунгарами, когда воля, цели народа и элит (под давлением народа) совпали. Негативный пример: движение Сопротивления под предводительством Кенесары-хана, когда мы обнаруживаем раскол элит, приведший к отсутствию единства в народе.

Некоторую параллель можно провести с Японией последней трети XIX в., когда элита оказалась перед необходимостью отказаться от прежнего пути развития и значительной части своих привилегий ради развития, модернизации страны. После более двух с половиной веков правления сёнуганата (эпоха Токугавы) элита уступила власть во имя развития Японии. Следующая эпоха Мэйдзи, когда императором Муцухито был упразднен сёгунат, принята конституция, была названа японцами революционной эпохой.

Сегодня для Казахстана открывается новая структурная возможность перехода от устаревших, порой абсолютно неприемлемых форм правления к новым, основанным на том, что даст мощный импульс развития и мобилизует созидательную энергию народа. Добровольно строить страну на той основе, которая нас ослабила в ХХ веке, значит принять поражение, т.е. закрепить это историческое поражение и продлить его воздействие еще на неопределенный период.

Нынешняя ситуация переходная. Пассионарный взрыв возможен, если находятся те, кто адекватно отвечает на вызов истории. Речь идет о нынешних поколениях. Их сегодняшний выбор приведет или к мощному рывку вперед или к стагнации. Мы можем высвободить энергию народа, которая способна на чудеса при духовном подъеме, значимых и многочисленных позитивных переменах. Или можем проиграть и следующий исторический этап, вдобавок к предыдущему.

Альтернативы есть. Как есть и основа для оптимизма.

(Продолжение следует)

• 59
• 60