Мировые госактивы стоят вдвое больше мирового ВВП

План премьер-министра Великобритании Терезы Мэй провести упорядоченный выход страны из Евросоюза разваливается. Хотя ей удалось избежать вотума недоверия, мало сомнений в том, что в январе Палата общин отвергнет вариант соглашения о выходе, о котором она договорилась с лидерами ЕС. Чтобы избежать хаотичного выхода из ЕС без соглашения, её правительство должно будет попросить Евросоюз отложить дату выхода или же отозвать своё уведомление о «намерении выйти», по крайней мере, временно.

В любом случае следующим шагом должно стать проведение второго референдума с опцией так называемого выхода из Брексита и отменой решения 2016 года о выходе из ЕС. Избиратели смогли бы также выбирать между поддержкой соглашения Мэй, соглашением в «норвежском стиле» и выходом из ЕС без соглашения. Впрочем, последние опросы показывают, что победу одержит вариант сохранения членства в ЕС.

Каким образом страна, славящаяся 400 годами конституционного правления и культурой политических компромиссов, дошла до такого состояния?

Большинство комментаторов указывают на явно неразрешимую проблему ирландской границы. В соответствии с Соглашением Страстной пятницы 1998 года, которое положило конец десятилетиям агрессивной враждебности между протестантами и католиками в Северной Ирландии, Британия согласилась на свободное передвижение людей, товаров и некоторых видов услуг через границу с Республикой Ирландия. Это обязывающее международное соглашение не содержит положений о выходе из него; оно было подписано на основе предположения, что как Британия, так и Ирландия будут оставаться членами ЕС бессрочно.

Соглашение Мэй с ЕС включает «оговорку», которая не позволяет вновь устанавливать жёсткую границу между Северной Ирландией и Республикой Ирландия до тех пор, пока не будет подписано формальное торговое соглашение об отношениях после Брексита. Проблема в том, что более 100 членов собственной партии Мэй решительно отвергают эту оговорку; они проголосуют против заключённого ею соглашения лишь по одной этой причине, а это означает, что оно уже является мертворождённым.

Но в реальности ирландская оговорка – это второстепенный вопрос. Даже если бы ирландской проблемы не было, упорядоченный Брексит нельзя было бы провести за те два года, которые отведены Британии статьёй 50-ой Лиссабонского договора. Как я писал в октябре, британские промышленные производственные цепочки настолько глубоко интегрированы с цепочками континентальной Европы, что не переживут внезапного появления таможенного и прочего контроля на британской границе. Автопром и аэрокосмическая отрасль Британии, а также индустрия точного приборостроения будут уничтожены.

Да, конечно, многие неевропейские страны экспортируют значительные объёмы промышленных товаров в ЕС. Но в отличие от британских товаров они, как правило, пересекают границу ЕС только один раз. Это будет возможно и для британских товаров, но лишь после того, как страна выпутается из сетей европейских производственных цепочек. Такую задачу можно сравнить с реструктуризацией посткоммунистических стран после развала Совета экономической взаимопомощи – СЭВ, торгового блока советских времён. Ее выполнение вполне может занять пять лет или даже больше.

После референдума 2016 года правительство Мэй должно было провести взрослую дискуссию о том, какую форму может принять Брексит, а не просто взять и продекларировать, что «Брексит значит Брексит». Евросоюз предлагал сценарии, в которых Британия могла бы оставаться членом общего рынка, таможенного союза или обоих блоков сразу. Правительству следовало также намного активней информировать бизнес-сообщество о своих планах.

Если изначальный план заключался в том, чтобы выйти и из общего рынка, и из таможенного союза, сохранив лишь соглашение о свободной торговле с Европой, тогда правительство должно было чётко прояснить, что ему необходим «переходный период», продолжительностью, как минимум, пять лет. Только тогда Брексит мог бы стать упорядоченным. В течение всего этого периода страна продолжала бы подчиняться европейским законам, в том числе была бы обязана выплачивать примерно 13 млрд фунтов стерлингов ($16,4 млрд) ежегодно в бюджет ЕС. Мэй не следовало объявлять о применении 50-й статьи до принятия всех этих решений, до информирования об этих решениях всех заинтересованных сторон и до их согласования, по крайней мере, в принципе.

Одна из причин, почему правительство Мэй выбрало в итоге совершенно противоположные подходы, состоит в том, что ведущие политики и бюрократы страны не понимали, до какой степени британская экономика переплетена с Европой. Они абсолютно не осознавали того факта, что быстрый выход из ЕС с переходом на соглашение о свободной торговле логистически невозможен.

Впрочем, гораздо более серьёзная проблема в том, что сбалансированное рассмотрение всех возможных вариантов вскрыло бы ложь, на которую опирались агитаторы за выход страны из ЕС. Идея, что Британия получит «индивидуальное соглашение» и сохранит «беспроблемный» доступ к общему рынку ЕС, но одновременно будет заключать собственные торговые договоры с другими странами, была изначально абсолютной фантазией.

Опасаясь политических последствий признания этой фундаментальной правды, Мэй выбрала полностью нереалистичную переговорную стратегию. Она рассчитывала, что «в той или иной форме Брексит» произойдёт до того, как британское общество поймёт, что его обманули. И вот теперь, всего за три месяца до даты выхода, этот глубоко лживый манёвр проваливается на глазах у Мэй. Так и должно было случиться.

Яцек Ростовски – министр финансов и заместитель премьер-министра Польши в 2007-2013 годах.
^{Copyright: Project Syndicate, 2018. www.project-syndicate.or}

^{фото и видео материалы из открытых источников} 

• 59
• 60