Российские войска на украинской границе: причины и цели

Если целью действий Кремля является удержание противника от нежелательных действий, то успех российской политики сдерживания зависит от того, насколько правдоподобной воспринимается угроза. В условиях конфронтации единственной гарантией безопасности является страх. Истоки путинской «похвалы напряженности» – именно в этом.

Владимир Путин часто высказывается по вопросам внешней политики. В октябре он несколько часов обсуждал международные дела на ежегодном заседании клуба «Валдай», затем дал обширное интервью российскому телевидению, в котором говорил об отношениях с Украиной, Белоруссией, НАТО и Соединенными Штатами, а 18 ноября выступил с речью на расширенной коллегии МИДа и принял участие в закрытых совещаниях. Речь была короткой, но затрагивала несколько новых важных моментов. Самая интересная часть касалась противников России – США, их союзников по НАТО и Украины.

«Наши предупреждения последнего времени все-таки дают о себе знать и производят определенный эффект: известное напряжение там все-таки возникло, – заявил Путин собравшимся. – Нужно, чтобы это состояние у них сохранялось как можно дольше, чтобы им в голову не пришло устроить нам на наших западных рубежах какой-нибудь ненужный нам конфликт, а нам конфликты не нужны».

Речь шла не о дипломатических предупреждениях – в отношениях России с Украиной, НАТО, ведущими странами ЕС Германией и Францией и с США по украинскому вопросу дипломатия фактически парализована. Кремль окончательно перестал воспринимать Владимира Зеленского как партнера по переговорам. Российский МИД был настолько раздражен тем, что европейцы, по сути, выступают на стороне Киева в вопросе имплементации Минских соглашений, что опубликовал дипломатическую переписку между Сергеем Лавровым и его коллегами в Париже и Берлине.

По словам Сергея Рябкова, заместителя министра иностранных дел, никаких результатов не дал и недавний обмен мнениями по Украине с заместителем госсекретаря США Викторией Нуланд – Вашингтон не хочет прислушиваться к доводам Москвы. А на высылку офицеров, работавших в российском представительстве при НАТО в Брюсселе, Кремль и вовсе ответил разрывом связей с альянсом.

Когда Путин говорил о предупреждениях, он, скорее всего, имел в виду действия российских военных. В начале года Минобороны РФ провело масштабные учения, частью которых стала концентрация значительных сил по всей длине российско-украинской границы. Демонстративно стягивая войска, Россия давала понять, что в случае необходимости дело может не ограничиться одними учениями. Дмитрий Козак, уполномоченный Кремля по Донбассу и отношениям с Киевом, повторил высказанное ранее Путиным предупреждение, что попытки Украины силой вернуть контроль над Донецком и Луганском – в стиле южноосетинской авантюры Михаила Саакашвили в 2008 году – будут означать конец украинского государства в его нынешнем виде.

Американцы тогда отнеслись к российским действиям со всей серьезностью: генерал Марк Милли, председатель Объединенного комитета начальников штабов США, начал прямые переговоры с главой российского Генштаба Валерием Герасимовым, а затем Джозеф Байден предложил Путину провести встречу в Женеве, где стороны возобновили американо-российские переговоры по стратегической стабильности.

Тем не менее на Украине, в Черном море и Восточной Европе в целом дело так и не дошло до деэскалации. Летом в территориальные воды Крыма зашел британский эсминец, что было явным вызовом Москве. Тем временем Украина приняла закон, не включавший этнических русских в число коренных народов страны, и подготовила другой законопроект, который, по мнению Москвы, равносилен формальному выходу Киева из Минских соглашений.

Украинская армия использовала беспилотник «Байрактар» в Донбассе, НАТО значительно расширило свою активность в Черном море, а стратегические бомбардировщики США, по словам Путина, маневрировали в 20 км от российской границы. Россию прямо обвинили в резком взлете цен на газ в Европе; на нее же возложили ответственность за миграционный кризис на польско-белорусской границе, хотя он был частью плана Лукашенко по принуждению ЕС к диалогу. «Дух Женевы», о котором несколько поспешно заговорили в Москве, развеялся практически полностью.

Все это время Россия, разумеется, не сидела сложа руки. Она позволила полумиллиону новоиспеченных российских граждан в Донбассе принять участие в сентябрьских выборах в Думу, допустила донбасские предприятия на российский рынок и к участию в госзакупках и прекратила поставки угля и электроэнергии на Украину. Владимир Путин и Дмитрий Медведев, ныне зампред Совета безопасности России, опубликовали пространные статьи, где жестко раскритиковали политику украинских властей и заявили о бессмысленности дальнейших переговоров с Киевом. На этом фоне в США стала раскручиваться тема, что Россия снова сосредотачивает войска на границе с Украиной и готовится к вторжению.

Сейчас скорого начала войны на Украине ждут чуть ли не все. Госсекретарь США Энтони Блинкен предостерег Кремль от попытки повторить 2014 год. И действительно, сегодня ставки намного выше. Семь лет назад президент Путин получил от российского парламента разрешение на использование вооруженных сил «на Украине», но применил их только в Крыму и – в неявной форме – в Донбассе. На этот раз, судя по заявлениям российского лидера, география действий российских войск может оказаться намного шире. Тем, кто пытается просчитать такой вариант развития событий, стоит обращаться к примерам не Афганистана, Чехословакии или Венгрии, а Сирии. С той разницей, что в случае Украины нет гарантий, что эскалацию получится удержать в ограниченных рамках.

Примет ли президент Путин роковое решение? Считает ли он украинский вопрос «незавершенным делом», которое нужно закончить до истечения срока его полномочий, блефует или просто занимается сдерживанием оппонентов? Однозначных ответов относительно возможных действий Москвы тут нет, но есть некоторые очевидные моменты. Вне зависимости от того, вступит Украина в НАТО или нет, ее превращение в непотопляемый авианосец США у российских границ, по меткому выражению моих вашингтонских коллег по Карнеги, для Кремля столь же неприемлемо, как для Белого дома было неприемлемо превращение Кубы в такой же авианосец у берегов США 60 лет назад. Любой будущий российский лидер пойдет на все, чтобы этого не допустить.

Другой красной линией для Москвы стало бы масштабное наступление украинских войск в Донбассе, каким бы маловероятным оно ни представлялось на Западе. Когда в 2008 году Саакашвили попытался силой вернуть контроль над Южной Осетией, это тоже не выглядело самым разумным и рациональным шагом. Тем не менее Вашингтон не удерживал грузинского лидера от таких действий. В своем выступлении на коллегии МИДа Путин назвал западные страны ненадежными партнерами и обвинил их в том, что они «поверхностно» относятся к российским красным линиям и предостережениям – что бы ни имелось в виду под этим словом.

Путин также призвал главу российского МИДа Лаврова обеспечить России «серьезные долгосрочные гарантии» в Евро-Атлантическом регионе. Такой призыв может показаться странным, ведь российские дипломаты мало что могут сделать в нынешних обстоятельствах. Скорее президент имеет в виду, что МИД должен воспользоваться результатами шагов по военному сдерживанию, предпринятых на украинском направлении, в Черном море и Восточной Европе.

Вряд ли российский лидер полностью переложит эту задачу на подчиненных. Параллельно с жесткой путинской речью секретарь российского Совбеза вел переговоры с советником президента США по национальной безопасности о новой встрече между Путиным и Байденом. Если целью действий Кремля является удержание противника от нежелательных действий, то успех российской политики сдерживания зависит от того, насколько правдоподобной воспринимается угроза. В таких условиях попытка проверить, не блефует ли другая сторона, способна вызвать катастрофу. В условиях конфронтации единственной гарантией безопасности является страх. Истоки путинской «похвалы напряженности» – именно в этом. 

Дмитрий Тренин, Московский центр Карнеги

• 51
• 52