Урок Казахстана для России

Россия и Казахстан — похожие страны. Обе на протяжении нескольких десятилетий формировались как сырьевые экономики, ориентированные на экспорт своих природных богатств. В обеих созданы мощные централизованные системы управления, соответствующие потребностям моноотраслевого народного хозяйства. Их интеграция, которая сегодня происходит в рамках Евразийского союза, выглядит логичной и, я бы даже сказал, естественной. Неудивительно, что и сталкиваемся мы сегодня со схожими проблемами: падение цен на ресурсы привело к существенному замедлению роста, грозящему серьезным кризисом; падает курс рубля и тенге; заметно снижается жизненный уровень населения.

Кризис, как часто говорят, является не только периодом испытаний, но и окном возможностей. Для развивающихся экономик — а по всем признакам и Казахстан, и Россия относятся именно к этой категории стран — возможности во многом связаны с интегрированностью в мировую экономику, с притоком иностранных инвестиций, с использованием новейших технологий, созданных в передовых странах. И в отношении к этим возможностям, на мой взгляд, позиции Казахстана и России существенно отличаются — причем в двух аспектах.

С одной стороны, в Казахстане — стране, по своему потенциалу не сопоставимой с Россией, — власти с первых дней обретения независимости сделали интеграцию в глобальный мир одной из своих основных задач. Сегодня более 60% нефти и 53% урана — наших главных экспортных товаров — производится компаниями с доминирующим иностранным участием. И мы не видим в этом ничего плохого, так как за годы независимости добыча нефти в республике выросла в 3,2 раза, а урана — в 15 раз (в России, если я не ошибаюсь, добывают в наши дни практически столько же нефти и газа, как в РСФСР в конце 1980-х годов). Наши крупнейшие нефтяные месторождения — Тенгиз и Кашаган — разрабатываются международными консорциумами европейских, американских и японских компаний (только в Кашаган вложено более $45 млрд). Крупнейшими инвесторами в Казахстан являются Голландия, США и Китай (на них приходится почти 50% всех привлеченных средств). В последнее время особенно быстро развивается сотрудничество с Китаем как в создании новых производств, так и в формировании комплекса транзитного пути, связывающего Западный Китай и Европу. Сегодня китайские инвестиции в Казахстан не только в десять раз превышают российские капиталовложения в нашу страну, но почти на 40% больше китайских инвестиций в Россию.

Россия, на мой взгляд, недооценивает значение внешних инвестиций для развития своей экономики. Даже в досанкционные времена, когда они превышали $400 млрд, большую их часть (до 65%) представляли собой русские же деньги, инвестировавшиеся через офшорные юрисдикции, — и потому официально фиксируемый приток инвестиций в Россию сократился более чем в 40 раз за 2013–2015 годы. И Россия по мере нарастания кризисных явлений продолжает экономически замыкаться в себе, сокращая торговлю с остальным миром (Казахстан ощущает это на себе через ограничения транзита и поставок ряда товаров) и ужесточая требования к инвесторам. Напротив, мы в Казахстане стремимся к максимальной открытости, считая, что наших внутренних источников недостаточно для того, чтобы стабилизировать экономику перед лицом нефтяного шока. Именно поэтому мы считаем нашим преимуществом тот факт, что накопленные прямые иностранные инвестиции составляют сейчас более 60% ВВП (в России в 2015 г. — около 15%). Может быть, именно поэтому нам пока удавалось выходить из сложных ситуаций лучше, чем России: в прошлом году казахская экономика показала рост на 1,2%, тогда как российская сократилась на 3,7% (в 2009 г. мы выросли на те же 1,2%, тогда как в России был зафиксирован 7,9%-ный спад).

С другой стороны, в России и Казахстане сегодня формируются противоположные векторы развития, если говорить о тенденциях, проявляющихся в поведении нашей бюрократии. Как стороннему наблюдателю мне кажется, что в последние годы в России произошло резкое изменение в настроении бизнеса — многие предприниматели считают лучшей для себя возможностью продажу или передачу своего бизнеса государству и уход в чиновники и администраторы. При этом и бизнесмены, и чиновники заняты, по сути, одним и тем же — выводом из страны огромных средств и созданием подушек безопасности на случай обострения кризиса. В Казахстане, однако, в последнее время наметилась иная тенденция: все больше бывших чиновников переходят в бизнес, причем в основном ориентированный на международное сотрудничество. Их главный актив, конечно, — связи и возможности лоббирования в государственных структурах, но отличие от России здесь состоит в том, что лоббирование направлено не на получение средств из бюджета и их освоение, а на обеспечение максимально комфортных условий для привлекаемого в страну иностранного капитала. Иначе говоря, казахские чиновники пытаются создать бизнес по привлечению капитала, тогда как российские специализируются сегодня по большей части на его выводе за рубеж.

Одним из самых известных примеров перехода из политики в бизнес является Булат Утемуратов, занимавший различные должности в администрации президента Казахстана. Оставив госслужбу, экс-чиновник сконцентрировал свою активность в банковском секторе, горно-металлургическом комплексе, телеком и гостиничном бизнесе, что позволило ему попасть в рейтинг богатейших людей, по версии казахстанского Forbes. По большинству проектов партнерами Утемуратова были иностранные бизнесмены и инвесторы.

Незадолго до прошедших у нас в марте парламентских выборов секретарь правящей партии «Нур Отан», топ-менеджер крупнейших госкорпораций Кайрат Сатыбалды ушел со всех официальных постов в основанный им фонд Alatau Capital Invest. Компания выбрала в качестве стратегического партнера для привлечения инвестиций известный западный фонд Baring Vostok Capital Partners; договорилась о вложениях более 7 млрд тенге китайской China National Machinery в развитие находящегося пока в зачаточном состоянии казахстанского автомобильного кластера; собирается стать одним из основных партнеров создаваемого в Астане международного финансового центра. Конечно, наличие такого партнера может поставить сотрудничающих с ним инвесторов в особые условия, но я хочу подчеркнуть, что переток чиновников в бизнес начинается сегодня в Казахстане на разных уровнях и, вероятно, примет массовые масштабы (в России, насколько я знаю, сопоставимыми были лишь переходы Германа Грефа и Игоря Сечина из правительства в Сбербанк и Роснефть — но обе компании не являются частными, оставаясь под жестким государственным контролем).

Мне кажется, что сходство как преимуществ, так и проблем, которые имеются у Казахстана и России, является серьезным основанием для того, чтобы российские политики учитывали некоторые элементы казахстанского опыта. Как партнеры по Евразийскому союзу мы должны учиться друг у друга — а Казахстан сегодня является страной, активно впитывающей элементы как европейского, так и азиатского (китайского и ближневосточного) опыта реформирования экономик и повышения их открытости и инвестиционной привлекательности. Этот опыт, я убежден, может помочь России справиться с хозяйственными проблемами, которые проявляются сегодня все более явно (и в преодолении которых казахстанцы заинтересованы не менее россиян). Участие же бывших влиятельных чиновников и политиков в открытии экономики и наращивании инвестиций трудно переоценить — в том числе и потому, что, только посотрудничав с иностранным бизнесом и только побывав в шкуре предпринимателя, можно понять потребности делового сообщества и начать реформировать страну в направлении строительства современного правового государства.

Ну, а некоторые отмеченные отличия Казахстана от России должны, на мой взгляд, не подчеркивать наши различия, а давать повод задумываться о том, как с наименьшими потерями двигаться дальше по нашему общему пути.

Источник: Московский комсомолец

• 54
• 45