«Один пояс, один путь»: а давайте дальше без коррупции!

Китайцы больше не хотят сорить деньгами. На недавнем форуме в Пекине, который был посвящен 10-летию глобальной инфраструктурной инициативы «Один пояс, один путь» председатель КНР Си Цзиньпин призвал к «честным» проектам, где «не так велика» коррупционная составляющая. Но готов ли Пекин начать с себя? Об итогах первых 10 лет масштабной китайской программы, ее рисках и возможностях для Казахстана главный редактор exclusive.kz Карлыгаш Еженова поговорила с известным политологом, директором Центра политических исследований Айдаром Амребаевым.

Карлыгаш Еженова. Как вы думаете, какими были первые 10 лет проекта «Один пояс, один путь», и чем второе десятилетие будет отличаться от первой фазы?

Айдар Амребаев. Могу сказать, что в целом закончился период «дипломатической притирки» для участия в этой инициативе, и сегодня на повестке дня – вопросы качества проекта. Да, Китай приложил огромные усилия для того, чтобы вовлечь в эту инициативу множество государств, утверждается, что на сегодняшний день порядка 140 государств в той или иной степени участвуют в этом проекте, и кого-то Китай уговаривал с позиции своего политического влияния, кого-то «подкупал» щедрыми инвестициями и кредитами, кого-то убеждал в геополитической и геоэкономической целесообразности – то есть у каждой страны был свой путь к этому проекту. И у Казахстана – тоже.

Напомню, что в целом эта инициатива была органичным продолжением так называемого китайского «пути на Запад», который был провозглашён ещё раньше: тогда целью было устранение диспропорции в экономическом развитии самой КНР. То есть мы знаем, что восточные регионы Китая более развиты в экономическом отношении, нежели западные, и стратегия «путь на Запад» предполагала их ускоренное развитие – в частности, тех же Синьцзяня, Ганьсу и других регионов, граничащих с Центральной Азией. И когда этот «путь на Запад» показал свои результаты, возникла идея распространить его дальше и посмотреть, как экономика Китая сможет «привязывать» или «подвязывать» какие-то новые регионы. То есть можно рассматривать «Один пояс, один путь» как своего рода китайскую модель глобализации. И неслучайно эта инициатива была провозглашена в Астане, поскольку с точки зрения китайской геополитики именно Казахстан является ключевым направлением, или ближайшим cо-партнёром этого проекта, через Казахстан идут основные транспортные, континентальные коридоры из КНР на более состоятельные мировые рынки, в частности, на рынок Европейского союза.

Замечу, что если в начале у Китая не было общего концептуального представления о том, что это будет за проект, они просто работали по факту, в зависимости от потребностей той или другой страны, то сегодня Китай понимает, с кем имеет дело – ведь как потребности, так и степень и возможности участия у разных государств разные. По истечении 10 лет можно сказать, что одни страны оказались победителями или активными участниками в этом проекте, какие-то более пассивными, какие-то, может, просто его замораживали.

– И кто Казахстан в этой иерархии? Победитель, пассивный участник, реципиент?

– Мы достаточно активно вошли в «Один пояс, один путь», если сравнивать с нашими соседями: Узбекистаном, который включился достаточно поздно, или Кыргызстаном, где есть определённые издержки, связанные с этим проектом, поскольку они набрали, скажем так, «непассивных» кредитов и находятся в группе стран с долговой ловушкой. В этом отношении у Казахстана более благополучная картина, если говорить об официальной статистике. Мы включились в идеологически более состоятельные проекты, такие, как строительство и модернизация предприятий – в РК много говорят о так называемых 52 проекта, где-то порядка 20-30% их них находятся на той или иной стадии завершённости. Уже есть успешные примеры того, как эти предприятия работают. И если брать этот ранг участия, то Казахстану есть что сказать и показать. Почему наш президент был одним из ключевых гостей этого форума, и китайские коллеги на встречах тоже говорили о том, что Казахстан рассматривается как своего рода образец активного участия в проекте «Один пояс, один путь». В этом смысле мы даже опережаем Россию.

Что касается следующего десятилетия, его особенностью, я думаю, будет акцент на малые и средние предприятия. Если в течение предыдущих лет акцент делался на большие предприятия и крупные мегапроекты, в основном с государственным участием, под государственные гарантии, то сейчас открывается возможность для привлечения частных инвестиций и в разные сферы, особенно связанные с обрабатывающей промышленностью. Интересной новостью также является своего рода призыв председателя Си к честным проектам: «честные проекты» – это с малой коррупционной составляющей, которые создаются исходя исключительно из экономической целесообразности. Не секрет, что в первое десятилетие были проекты политического характера, которые просто закрепляли, так сказать, присутствие Китая в той или иной стране. Сейчас предлагается подойти к проекту более прагматично, и это, я думаю, позитивное начало для нашей, к сожалению, очень коррумпированной экономики и политики.

– В связи с этим вспоминается история этих 52 предприятий, из которых работает практически только треть – и их тоже нельзя называть непрагматичными. Но что меня смущает: президент Касым-Жомарт Токаев, выступая на форуме «Один пояс, один путь», оперировал очень большими понятиями (как Казахстан любит) – стать транспортно-логистическим хабом, авиационным хабом, почтовым хабом. На меньшее, чем хаб, мы не размениваемся. В то же время опыт прошедших 10 лет говорит о том, что, может быть, действительно нужно быть менее амбициозным и более прагматичным. Как вы думаете, что должно измениться для того, чтобы – Бог с ними, с хабами – хотя бы на уровне малого и среднего бизнеса, который на самом деле менее подвержен коррупции, заработали какие-то совместные проекты?

– Мы на самом деле широки, как наша казахская степь, все время пытаемся смотреть за горизонт, иногда не видя того, что происходит у нас под ногами. И в этом плане, конечно, нам может быть полезен прагматичный подход наших восточных соседей, он может где-то поддержать тенденцию транспарентности, открытости нашей системы, её большей правовой и экономической составляющей, когда проекты действительно будут просчитываться, и мы научимся, наконец, этой своего рода рачительности. Это качество вообще присуще китайскому народу, они очень бережливы, считают каждый юань, и в речи Сицзиньпиня как раз звучало: давайте теперь научимся считать.

– По закону диалектики у любого процесса есть хорошее и плохое. Одной из издержек китайского экономического присутствия считается как раз то, о чем вы сказали – это абсолютная нетранспарентность контрактов, нетранспарентность финансовых потоков, со всеми отсюда вытекающими последствиями. Как вы думаете, готов ли Китай стать более прозрачным? Потому что сейчас мы не знаем ни параметров, ни условий, ни критериев крупных межгосударственных контрактов, и это касается не только Казахстана. Китай так работает абсолютно во всех странах мира, из-за чего сейчас многие страны – Бангладеш, Кыргызстан и ряд других – оказались в колоссальной долговой зависимости от КНР. Китай готов быть более транспарентным и все-таки начать менять правила игры?

– Ну, я бы не сказал, что правила игры будут меняться. Ведь это специфика самого политического режима в Китае – и в Казахстане тоже. Мы, к сожалению, пока достаточно далеки от демократических процедур принятия решений, активности гражданского общества, разных институтов, их влияния на процессы принятия решений – все это пока находится в ситуации транзита, перехода. И очень многое зависит от персоналий, у нас, к сожалению, институты уступают персонам, как, впрочем, и в Китае. Но эти китайские основы – подотчётности, строгой иерархии, расчётливости – достаточно активно влияют на процесс принятия решений. И мне кажется, эта культура может, я бы сказал, позитивным образом повлиять на изменения и в Казахстане тоже. Мы испытываем влияние и России, и Запада, и Китая. Но Китая сейчас становится все больше и больше.

– Инициативу «Один пояс, один путь» часто называют союзом авторитарных государств, то есть наиболее активно эта инициатива, как правило, продвигается в странах с авторитарным режимом. Косвенно подтверждает этот тезис и тот факт, что если на первом форуме было, если не ошибаюсь, 37 глав государств, то на последнем – 22, и из Европы был только премьер-министр Венгрии Урбан. Как вы думаете, о чем говорит такое дистанцирование Европы от этого проекта?

– Мне кажется, здесь сыграл определённую роль кризис, который разразился на нашем континенте, он связан и с российско-украинской войной, и с событиями на Ближнем Востоке. То есть в целом сегодня мир вошел в достаточно сложное пике, и в такой ситуации участие в этой инициативе становится, скажем так, брутальным, то есть предполагает наличие сильной власти персоналистского характера, когда все происходит вне процедур согласования, принятых в демократических странах. Поэтому неслучайно в этом проекте принимают участие в большей степени персоналистские режимы.

– Вскоре после форума «Один пояс, один путь» прошёл ответный европейский форум – Global Gateway. Не менее глобальный, по крайней мере по объёму заявленных инвестиций: если китайская инициатива оценивается где-то в 370 миллиардов долларов, то европейская в 300 миллиардов долларов. В чем отличие этих двух инициатив и почему Европа решила сделать свой ответный шаг?

– Я бы не назвал это ответным шагом, таких инициатив в принципе много, есть американская, индийская, японская – пожалуйста, самые разные версии того, как развитые экономики позиционируют себя сегодня, как они ищут выход и формируют глобальную перспективу. Я думаю, что и этот достаточно большой для европейцев объём инвестиций в 300 миллиардов тоже призван сформировать экономическую основу новой европейской силы в мире. Понятно, что постамериканский мир сопровождается появлением таких новых центров мирового развития. И Европа тоже сегодня в контексте геополитических процессов, которые разрушают прежний мировой порядок – и одновременно рождается новый порядок, новая система сдержек и противовесов.

Мне кажется, проект «Один пояс, один путь» можно в большей степени сопоставлять с инициативой индийцев – соседей и ближайших конкурентов Китая. Ведь на на саммите G20 как раз индийский премьер провозгласил, так сказать, свой путь на запад, который предполагает выстроить новые возможности, транспортно-логистические в том числе, с участием целого ряда государств, тех же Саудовской Аравии, США. И Казахстану тоже придётся достаточно серьёзно конкурировать на этом треке. Конечно, мы на данный момент, я считаю, одержали небольшую победу, но дальше нам предстоит довольно серьёзно конкурировать, в том числе и с нашими ближайшими соседями. Я вспоминаю проект строительства железнодорожной ветки Китай – Кыргызстан – Узбекистан, который предполагался с узкой колеёй – сейчас он, правда, приостановлен по некоторым причинам, и я вижу там определённую заинтересованность России в том, чтобы этот проект не состоялся, поскольку он не отвечает интересам России, эксклюзивного влияния этой страны в нашем регионе. И здесь мне кажется актуальной для Казахстана вообще идея прокладки альтернативного железнодорожного транспортного коридора из Хоргоса или Калжата (сейчас этот проект уже в работе) по строительству ещё одного перехода через Калжат. Возможно, есть смысл вообще подумать о привлечении иностранных инвестиций – не только китайских, о создании своего рода международного консорциума по поводу строительства узкоколейной железной дороги, например, из Калжата в порт Актау. У меня было несколько встреч в Шэньчжэне по этому поводу, и китайские бизнесмены говорили, что с ныне действующим железнодорожным коридором связаны определённые издержки.

– Ну это мягко сказано.

– Поскольку наша колея – широкая колея, и для них это означает затраты – и времени, и финансов. Было бы хорошо, если бы у нас был альтернативный узкоколейный коридор, который позволит быстрее и дешевле ввозить товары, тем более, что на весной на форуме в Сиане было принято решение об актуализации этого транскаспийского международного транспортного маршрута: он представлялся как ключевой для движения на запад.

– Вы знаете, я слушаю эти разговоры уже 20 лет, и, честно говоря, даже не хочется продолжать эту тему, потому что единственное, что здесь нужно, это политическая воля, и её нет по тем или иным причинам. Раз уж мы заговорили о России, не могли бы вы объяснить мне такую ситуацию: с одной стороны, Путин был главным гостем на форуме, и он с удовольствием это подчёркивал и все время говорил о том, что нужно развивать новые транспортно-логистические маршруты, порты и т. д. Но в то же время, насколько мне известно (возможно, я ошибаюсь), среди крупных логистических проектов России нет. Как вы можете объяснить это «танго», которое сейчас мы наблюдаем между Россией и Китаем? С одной стороны, абсолютная поддержка – политическая, по крайней мере, а с другой – это поддержка с фигой в кармане, что не может не вызывать раздражения Кремля. Что происходит вообще?

– Я думаю, что сегодня Россия не тот партнёр, который может реализовывать конкретные проекты, особенно интеграционные, поскольку страна находится в изоляции. И Путин был на форуме как свадебный генерал – приехал на мероприятие, выступил, выпил, поговорил – ну и все. В этом плане Китай достаточно сдержанно воспринимает нынешнюю ситуацию и понимает, что с точки зрения экономической прагматики Россия пока не может в полной мере включиться в проект «Один пояс, один путь». Именно поэтому был предложен альтернативный транспортный коридор в обход России. И Казахстан тоже понимает, что сейчас делать какие-то далеко идущие планы с участием Российской Федерации – это себе дороже.

– Почему-то Китай это понимает, а Казахстан нет. У вас нет ощущения, что при всем при этом (если говорить, что Казахстан был под российским влиянием, сейчас – под китайским влиянием) сейчас идёт пока «шёлковая» экспансия России в нашем регионе и в Казахстане особенно? Кыргызстан пал первым в этой конфигурации, на очереди мы.

– В этом плане Казахстану тоже достаточно сложно вести дипломатическую игру. В принципе, президент Казахстана так же танцует танго с Россией – вспомним хотя бы его выступление на Петербургском экономическом форуме в прошлом году.

– Нам даже вспомнить с тех пор не о чем. Мы хватаемся за эту его фразу, как за спасительную соломинку.

– Политика – это все-таки искусство возможного. Да, есть достаточно узкий коридор возможностей взаимодействия с Россией.

– Именно поэтому я как раз считала, что мы балансируем, но у меня такое впечатление, что сейчас баланс смещается.

– Ну, это маятник. Политика – это всегда маятник.

– А если вы считаете, что Путин был свадебным генералом на этом форуме, почему (судя по тому, что мы видим) китайские официальные СМИ в целом открыто поддерживают Путина, не называют войну между Россией и Украиной войной, и в целом достаточно комплиментарны по отношению к России и к Путину?

– Это идеологическая установка, у нее давние исторические корни, взаимоотношений еще Советского Союза и КНР, когда были периоды и охлаждения, и тёплых объятий, то есть этот маятник, как я говорю, имел место быть. Сегодня Россия находится в авангарде противостояния США, и Китай использует эту нынешнюю брутальность кремлёвского хозяина на мировой политической арене, использует Россию в своих интересах. А говорить можно все, что угодно – СМИ проглотят любую информацию. С точки зрения Китая важны только китайские интересы. Ни о каком союзе, военном, политическом, экономическом, и речи быть не может. Китай – это несколько про другое, скажем так.

– И в этом его основное отличие от России. От стратегии России.

• 51
• 41