Первые российские синологи: от людоедства до бесценных переводов - Exclusive
Поддержать

Первые российские синологи: от людоедства до бесценных переводов

Первыми российскими «китаеведами» были так называемые «первопроходцы». Но они не пришли первыми на абсолютно безлюдные земли, а ограбили обжитые места Сибири.

Первопроходцы – людоеды

Тем не менее, их так и назвали – первопроходцы. А каково было их первое местное прозвище? В качестве показательного примера приведем некоего «пионера» Василия Пояркова, который имел дурную славу. Во время зимовки 1643 года он присвоил запасы отряда: «…служилых людей бил и мучил напрасно, и пограбя у них хлебные запасы, из острожку их вон выбил, а велел им итить есть убитых иноземцов, и те служилые люди, не хотя напрасною смертию помереть, съели многих мертвых иноземцов и служилых людей, которые с голоду примерли, приели человек с пятдесят, а иных своими руками прибил до смерти» … И первым местным прозвищем русских стало слово «лоча» – демоны, хотя вполне обоснованно оно может трактоваться и как «людоеды»…

Этого Пояркова едва не перещеголял Ерофей Хабаров. Он также запомнился небывалыми бесчинствами в захваченных областях: людей забивал батогами, «и от ево, Ярофеевых, побой и мук умирало много». Из-за этого «подъясачных» и ясака осталось мало. Казна терпела убытки, поэтому его самого даже брали под царскую стражу. Но он благополучно освобождался после откупа мехами. Итак, всё хабаровское первопроходчество заключалось в том, что, явившись в Даурскую землю, оно разбивал отряды даурских, дючерских и гилякских (нивхских) князьков, мучило и грабило их и облагало ясаком. При этом «даурских людей рубил в пень и жены наши и дети в полон имал, лучших наших князцей, Толгу и Толончея, иных князцев кнутом забил, а иных огнем зажег…». П.А. Словцов в своем «Историческом обозрении Сибири» обвинил Хабарова «в бедствиях, какие он нанес краю, всей Сибири и даже государству. Во что поставить озлобление и отчуждение миролюбивых племен, по Амуру особняком живших и против воли вынужденных прибегнуть к покровительству маньчжуров? Не сами ли мы сделали соседей врагами себе в таком числе, в каком умножили подданных Китая?»

Первые российские синологи

Про маньчжур Словцов лукавит. Амурские племена были подданными Маньчжурского Китая и до «первопроходцев». Причем у цинцев не было бесчинств, они даже гарнизонов не держали. Но, по призыву своих подданных, войска империи Цин явились. Местных жителей в области насчитывалось порядка 30 тысяч, разбросанных по великой Тайге. А тут прибыли хоть и провинциальные и слабовооруженные, но войска. И с их прибытием удача от Хабарова отвернулась – это же не малочисленные улусы рыболовов грабить. И он благополучно ретировался, и уходя, продолжал грабить.

Следующие «первопроходцы» оказались еще более «невезучими»: отчаявшиеся и уставшие от притеснений местные жители в 1658 году, помимо пикинеров-маньчжур, позвали еще и вооруженных огнестрелом корейцев под командованием Син Ню. Они в первом же речном бою разбили русский отряд, а заодно забрали и десять выживших пленных.

В 1685 году следующие «пионеры» сидели себе в Албазине, ясачили местных и всё было бы хорошо, но явились маньчжуры. Те взяли крепость в осаду, добились падения гарнизона, а также взяли 45 пленных. Они и были предъявлены в Пекине как доказательство победы. Они-то и стали первыми «синологами», погрузившимися в культуру Китая. В Пекине им понадобился священник, о чем и договорились два правительства. Для окормления православных была образована Пекинская духовная миссия. Во главе девятой духовной миссии был Иакинф (Бичурин): с 1808 по 1820 год.

Отец Иакинф (Бичурин)

Результат двенадцатилетней миссии Иакинфа (Бичурина) стал бесценным для мировой науки. По возвращению он привез с собой библиотеку весом шесть с половиной тонн! Кроме того, он оставил множество бесценных переводов по истории Китая, Центральной Азии, в том числе, «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена» …

Обратим внимание на первую книгу Н. Я. Бичурина «Записки о Монголии», вышедшую в 1828 году. После ее выхода он сразу избирается членом-корреспондентом Российской императорской академии наук, а в 1831 г. — действительным членом Азиатского общества в Париже и приобретает мировую известность. Знаменитый европейский историк Ю. Клапрот, с которым Бичурин публично спорил, тем не менее, о своем оппоненте сказал, что «отец Иакинф один сделал столько, сколько может сделать только целое ученое общество». И это сказал Клапрот, без упоминания имени которого не обходится ни одна монография по теме Центральной Азии.

Приведем еще один эпизод исторической полемики, который характеризует отца Иакинфа как авторитетного знатока китайской филологии. Он признавался таковым даже во французской синологии, считавшейся тогда лучшей. Итак, поспорили один раз два французских господина. Первый – Станислас Эньян Жюльен – автор перевода Мэн-цзы. Он же – хранитель библиотеки Institut de France и китайского отдела Королевской библиотеки, заведующий кафедрой китайского языка Коллеж де Франс, автор перевода «Дао-дэ цзина» о китайском буддизме и стандартной грамматики для обучения китайскому языку. Второй мэтр – Жан-Пьер Гийом Потье. Автор перевода не только Мэн-цзы, но и Хунг-Фу-Цеу (Конфуция) и его ученика Тсэн-Цзеу: книг по моральной и политической философии Китая, а также Та Хио (Великого исследования).

И вот когда авторитетные персоны не сошлись в правильности перевода, то Жюльен обратился к Бичурину как арбитру. Бичурин ответил: «Потье впадает в ошибки, переводя с китайского. От того, что он имеет ложное понятие о строении этого языка… Грамматическое сходство монгольского языка с турецким и тождество с ним в некоторых коренных словах ясно показывают, что монголы первоначально составляли турецкое племя, отделившееся от прочих во времена отдаленнейшие от нас, а от сей давности времен произошло превращение монголов в другой народ, ныне отличный от турок языком, нравами, обычаями и частью даже обликом». (И. Бичурин. Рецензия на книжку В.В. Григорьева «История Монголов». «Финский Вестник», т. II, 1841, стр. 699.).

Выделим главное – «монголы первоначально составляли турецкое племя, отделившееся от прочих во времена отдаленнейшие от нас». То есть Иакинф считает, что монголы изначально тюрки, отделившиеся от великотюркского суперэтнического массива. Очевидно, во времена Чингисхана.

Далее Бичурин пишет: «Начала монгольского народа невозможно приурочить ко времени: оно кроется в отдаленной древности, ибо слишком за двадцать пять веков до христианской эры, монголы бродили уже в соседстве Китая. Но не столь трудно определить их происхождение. Грамматическое сходство монгольского языка с турецким (здесь под турками разумеются не только Константинопольские, а вообще племена, говорящие языком, называемым у нас татарским) и тождество с ним в некоторых коренных словах ясно показывают, что монголы первоначально составляли турецкое племя». (Н.Я. Бичурин, «История Монголов. От древнейших времен до Тамерлана». Русский вестник, Том 2. 1841).

На что следует обратить внимание. Иакинф указывает не только на грамматическое сходство монгольского языка со всеми тюркскими – «татарскими» языками, но и на «тождество с ним в некоторых коренных словах», что «ясно показывают, что монголы первоначально составляли турецкое племя».

Эпоха разделения

Итак, монгольский этногенез в своем гипотетическом первоначале зафиксирован как органичная, неотъемлемая часть тюрков. Однако в дальнейшем монголы выделились на какой-то стадии развала тюркского суперэтноса в автономную или смешанную часть все тех же тюрков. И лишь в своем окончательном итоге монголы отделились от тюркского массива племен.

Это подтверждает и современная наука. В диссертации казахско-монгольского филолога Базылхана Бухатулы «Краткая сравнительно-историческая грамматика монгольского и казахского языков» говорится, что «общее развитие языка монгольских и казахских племен на основе их интенсивного исторического контактирования происходило в основном до XIV–XV вв.» Именно тогда происходило размежевание улусов наследников Чингисхана. Казахи остались в тюркской среде, а тюрко-монголы были отрезаны от них улусом Хубилая и вошли в сферу культурно-языкового притяжения Китая. Тем не менее, связь остается. И эта связь лингвистическая, поскольку «общая тюрко-монгольская лексика по своей фонетической структуре и морфологическому оформлению большее сходство имеет между состоянием её развития в старомонгольском (языке Чингисхана) и в современных казахском языке, чем между казахским и современным халха-монгольским языками».

На память об этом разделении халха-монголам (новому народу со своим специфическим этногенезом) остался язык. «Из 40 000 слов, зарегистрированных в словарях монгольского и казахского языков, общими являются более 3 000 корневых морфем и свыше 600 аффиксальных морфем, 24 000 производных слов, т.е. корневой язык казахов и монголов – общий».

P.S. Продолжение цикла статей «Великий туранец Чингисхан» проекта «Turanian» следует

Марлен Зиманов




Комментариев пока нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.