Россия обвинила США в разработке эпидемий против разных народов

Госдума России приняла обращение Федерального собрания «к парламентам стран мира в связи с военно-биологической деятельностью США за пределами своей территории». В нет говорится, что «медико-биологическая программа США реализуется и финансируется Пентагоном, носит секретный и военно-прикладной характер». В числе стран, где американцы «разрабатывают на генном уровне эпидемии против разных народов», российские депутаты назвали и Казахстан.

Сопредседатель парламентской комиссии по расследованию деятельности американских биолабораторий на территории Украины, вице-спикер Госдумы РФ Ирина Яровая заявила, что расследованием «обстоятельств, связанных с созданием американскими специалистами биологических лабораторий на территории Украины», занималась специально созданная парламентская комиссия федерального собрания. «Предварительные выводы комиссии подтвердились в ходе анализа отчета о деятельности Агентства по сокращению военной угрозы (DTRA, является структурным подразделением Пентагона) на Украине. Доклад был опубликован по запросу американской общественной организации Judicial Watch». Обращение в ходе пленарного заседания прокомментировал депутат Госдумы Николай Коломейцев: «Американцы давно занимаются на генном уровне. Вот все эпидемии, которые возникали… Скажем, Эбола – это против африканцев. Возникал птичий грипп, свиной, коровий грипп – это всё штаммы, которые рассчитаны на определенные расовые группы. (…) В Грузии, Казахстане, Средней Азии действует куча таких лабораторий, как на Украине (…)» …

Работающий в США эпидемиолог Михаил Фаворов на стриме YouTube-канала «Фейгин. Life» заметил, что обращение Госдумы – «жалкая, постыдная, пропагандистская история», в которой профессиональные эпидемиологи (даже российские) стараются не принимать участия. Рассказывая о том, как создаются такого рода пропагандистские фейки, он в качестве примера привел обсуждаемых в Госдуме РФ «зараженных опасными вирусами боевых комаров». Этот фейк, по его словам, похож на полуправду, потому что во время эпидемии в 2015 году в Южной и Центральной Америке вируса Зика, который переносится в основном комарами рода Aedes, были случаи внутриутробной гибели плода и самих беременных.

– Поэтому американцы предложили в тех зонах запустить комаров, не способных скрещиваться и размножаться, – говорит эпидемиолог. – Так как в основе любой пропаганды есть чуть-чуть правды, то российская пропаганда превратила их, естественно, в «боевых комаров» – переносчиков инфекции, хотя на самом деле все было наоборот – эти комары, пусть и незначительно, но блокировали вирус Зика.

Теперь о биолабораториях. В Российской империи, далее – в СССР, а сейчас в постсоветских странах есть огромные территории, где постоянно живут особо опасные инфекции. Например, чумные палочки. Суслики, на которых паразитируют чумные блохи, живут с ней постоянно, но для человека они смертельны. Я сталкивался с уникальным случаем в Казахстане, когда они были обнаружены у верблюда.  

Противочумная система, созданная в СССР, изначально была двойного назначения – подчинялась и минздраву, и «особым органам». При этом биолаборатории существовали еще до 1917 года. Например, моя бабушка – Ева Сигизмундовна Шварцман – до революции работала на Одесской противочумной станции.

В СССР сеть таких лабораторий только расширялась. В 30-е годы прошлого века министерство обороны завело, например, свои НИИ эпидемиологического профиля под Москвой в Сергиевом Посаде, где находится институт инфекционных болезней, Ростове-на-Дону, Кирове, Уфе, Нижнем Новгороде… Эти военные институты занимались особо опасными инфекциями «для предотвращения непосредственного заражения в войсках». «Вишенкой на торте» стало создание научного центра вирусологии и биотехнологии «Вектор» в Новосибирске. В своё время в этот институт отвезли по решению ВОЗ очень странный, огромный по размерам геном вируса оспы. Еще один такой вирус хранится в Центре по контролю и профилактике заболеваний США (CDS), где я работаю последние 25 лет. У англичан он тоже был, но у них заболели три человека в процессе изучения вируса, один из них умер. После этого у них его забрали и сейчас этот уникальный вирус, который когда-то унес жизни миллионов людей, находится всего в двух научных учреждениях – CDS и «Векторе».

Однако заместитель председателя Государственной Думы, юрист Ирина Яровая, заявляющая о «фактах» проведения биологических экспериментов в Украине, про этот самый страшный из возможных агентов биологического оружия не упоминает. Так вот, в конце 90-х – начале нулевых, когда биолаборатории на постсоветском пространстве были ещё живы (имелись и деньги, и сотрудники), у мирового сообщества возник вопрос: а что сейчас там происходит? Первыми на эту тему взволновались американцы. Они заявили, что если объём пассажиропотока в 2001 году между странами (США и, допустим, Узбекистаном) вырос в сто раз за 10 лет, то с ним выросли и риски со стороны мусульманских террористов и экстремистов. Возможно, среди них есть и микробиологи, имеющие доступ к штаммам смертельно опасных вирусов. А тут как раз началась история с рассылкой споров сибирской язвы в конвертах. Их отправляли СМИ и американским сенаторам, а болели в основном почтовые работники, после чего в американском обществе начался психоз.

Это крайне неприятная вещь, но это и есть особенность биологического оружия. Оно направлено не столь на физическое поражение, сколь на провокацию паники и на разрушение социальных структур, потому что люди всегда боятся: а) того, чего не понимают, б) не могут контролировать. Однако на самом деле значение биологического оружия сильно преувеличено, но об этом позже.

Так вот, американцы стали искать ответ на вопрос: чем занимаются после развала Союза биолаборатории СНГ? То, что происходило в центральных НИИ после того, как финансирование из центра (Москвы) прекратилось, было как-то ещё терпимо, а вот на периферических противочумных станциях с сыворотками крови от больных животных работали фактически без всяких средств защиты, разве что в перчатках. Как мне рассказывала одна из сотрудниц такой лаборатории, когда фильтры от вытяжек забивались и не работали, а стоили они по 500 долларов, то они надевали маски и просто вытряхивали их.

Российские лаборатории тоже были включены в международную программу по созданию лаборатории высшего уровня безопасности, но основное внимание было брошено на украинские, грузинские, казахские, узбекские, туркменские и киргизские лаборатории. Всё объясняется очень просто. Во всех странах, где есть эта эндемичность, то есть там, где распространены палочки чумы (они и в США тоже есть, Аризона, например, вообще мало, чем отличается от Туркмении), имеются вакцины от чумы. Соответственно, у американцев был большой научный интерес посмотреть: а защищает ли их вакцина от казахских, грузинских или украинских штаммов? Естественно, им дали возможность изучить их для проверки возможностей своих вакцин, и наоборот. Германия тоже приняла в этом участие. Это нормальное явление для общественного здравоохранения, но в России это почему-то было воспринято негативно. Как это грузинские или украинские чумные блохи поехали в Германию или США? Они под этим видели второе дно.

Да, индивидуальная опасность есть. Порошки со спорами бруцеллеза рассылали же в конвертах или японцы во время Второй Мировой войны убивали китайцев с помощью разных патогенов, чтобы посмотреть – а что будет? Навального пытались отравить веществом «Новичок», а можно было накормить еще бутербродом с чумой. Но использовать как оружие массового поражения все это невозможно, потому что все патогены несут такой же риск и для тех, кто их применяет.

– То есть биологическое оружие малоэффективно?

– Знаете, почему немцы не стали использовать химическое оружие во Второй Мировой войне? Потому что его эффективность была бы равна нулю. Все знают, какие условия на линии фронта – мыши ведь тоже болеют, и они, конечно же, побегут туда, где безопаснее. Можно одного человека заразить, пять, десять, сто… В общем, легче бросить пятисоткилограммовую бомбу, чем делать колбы. При этом воздействие на массовое сознание путем пропаганды несопоставимо выше, чем взрывчатка. Когда человек думает, что его заразят, и он погибнет, это очень серьёзно, и если ложь – необоснованное оружие пропаганды, то биологическое оружие вполне обоснованное. Каждый человек может погибнуть, если его заразят каким-нибудь вирусом.

– Постоянный представитель РФ Василий Небензя требует у ООН начать международное расследование о причастности США к разработке биологического оружия на Украине. Фиксировались ли за год войны в Украине какие-то признаки того, что это на самом деле имеет место быть?

– Готовясь к этой передаче, я специально переговорил с коллегами из SDC – спрашивал их, был ли хоть один такой случай. Обычно, когда бои начинают идти близ биолаборатории, то все хранящиеся там штаммы опасных инфекций сжигают. Не знаю, работают ли биолаборатории в Одессе или во Львове, никто ведь не оповещает друг друга об этом, но в Харькове она уже точно не работает. Ее ликвидировали по мере приближения фронта и опасений ракетных обстрелов со стороны России, иначе, если бы бомба попала бы в нее, то закатанные штаммы опасных вирусов разлетелись бы в воздухе. В этом смысле Украина гораздо менее рискованная страна, чем Россия сейчас. У нее ведь нет такого мощного центра как «Вектор», где содержатся штаммы самых опасных вирусов.

Вообще в вопросах, связанных с биологическим оружием, много того, что связано с идеологией, профанацией и жульничеством. Обращусь к истории. В 2014-2016 годах была огромная вспышка лихорадки, вызванной вирусом Эбола, который теоретически можно использоваться в качестве биологического оружия. Но чтобы заразить им, нужно соприкасаться с источником заражения, по воздуху он не передается. Так вот, однажды ко мне вдруг подходит заведующий отделом специальных патогенов CDS (у меня была кличка Русский, я отвечал за неформальный контакт с родиной) и говорит, что русские из Новосибирска предложили 16 литров лошадиной сыворотки от лихорадки Эбола. Где в холодной Сибири взяли этот вирус? Конечно же, привезли из Африки, добились размножения антител в культуре тканей животных, очистили и создали сыворотку. Или недавно была история с атипичной чумой. Научный люд, услышав о ней, возбудился в предвкушении грантов, и тут выясняется, что атипичной она была потому, что в ней не было плазмиды, отвечающей за патогены. То есть она не была заразной для людей, но шум стоял полгода.

– Какими должны быть доказательства использования для боевых целей результатов исследований в украинских лабораториях, созданных якобы американцами?

– Во всех странах, включая Россию, есть специальная система слежения за особо опасными инфекциями. Когда такой случай появляется, то скрыть его фактически невозможно. Например, в Америке в разные годы были случаи заболевания чумой после контакта с сусликами. То же самое было и у нас, я имею в виду бывший СССР, где много степных зон. Но смею вас заверить, если где-то в необычном месте, допустим, в городе, зафиксируют такой случай, то будут выяснять, кто его привез сюда, откуда он приехал и т.д., потому что это опасно для всех. Однако русские об этом предпочитают не упоминать. Они говорят, что где-то там, в Украине или Казахстане, есть патогены, которые могут использовать. Но доказательств нет. Единственное, что действительно использовалось – «боевые комары» от вируса Зики, которых вернее будет называть комарами-кастратами. Всё остальное – это как если бы лаборантка вышла из лаборатории и полила из лейки клумбу палочками чумы или холеры. Они (Россия) прекрасно знают, что каждое слово, которое они произносят в отношении лабораторий в Украине или Казахстане, относится к тем лабораториям, которые функционируют и в России. Я как-то с еще одним вирусологом из CDS ездил в Новосибирск, проверять, насколько официальный отчет соответствует действительности в смысле сохранности штаммов опасных вирусов. В общем, можно не волноваться, там штаммы закатаны так, что будь здоров.

– Может ли комиссия, созданная в Государственной Думе, посетить биолаборатории в странах СНГ в рамках каких-то международных инспекций, организованных ООН?

– Ответ – да. Более того, в 2018 году, когда начался скулеж про то, что американские лаборатории лучше «наших» (российских), туда вложили много денег и т.д., министр здравоохранения Грузии сказал русским – пожалуйста, можете присылать комиссию. Те раза четыре откладывали приезд и, в конце концов, отказались от этой затеи. Были шведы, норвежцы, чехи, болгары, а русских не было.

Ещё одна интересная деталь. Роспотребнадзор и Минздрав России, как воды в рот набрали. Кричат юристки-заочницы о биолабораториях в Украине, финансируемых Пентагоном, а вот главный санитарный врач России, эпидемиолог Анна Попова молчит. Почему? Потому что она профессионал. Если же она скажет то, что ей велели, то кому она будет нужна после этого?

– То есть этот кейс с лабораториями, работающими над созданием биологического оружия, на ваш взгляд, в международным плане перспективы не имеет?

– Это такие детские хитрости. Грузины предложили приехать и посмотреть, но они не поехали. И в Казахстан, где в советское время работали над бактериологическим оружием и где сейчас на деньги американцев построена Центральная референс-лаборатория, тоже не хотят ехать с проверкой, потому что никто не запрещает, а наведение тени на плетень про Украину, где идет война – это жалкая, постыдная, пропагандистская история.

Комментарий начальника отдела менеджмента научных программ Национального научного центра особо опасных инфекций им. М. Айкимбаева (ННЦООИ), доктора медицинских наук Алима Айкимбаева:

– Противочумная служба, напомню всем, в советское время имела двойное назначение – оборонное и гражданское. Расположенный в Алматы ННЦООИ им. Айкимбаева подчинялся тогда минздраву СССР. С наступлением независимости институт официально отказался от оборонной тематики, высвободив дополнительные научные силы для работы над другими темами. Это был 1992 год, я был в ту пору заместителем директора института по науке. Меня назначил в 1987 году на эту должность Минздрав СССР, и я некоторое время работал в союзной системе.

Достаточное финансирование, очень хорошее оборудование, высокая общая исполнительская дисциплина при разработке тем – мечта любого ученого. Этот уровень сейчас не только сохранился, мы его сильно повысили благодаря тому, что в условиях суверенитета мы получили возможность сами выбирать себе зарубежных партнёров. Пик такой коллаборации пришёлся на конец 90-х – начало нулевых годов, когда мы стали сотрудничать с Министерством обороны США.

Объясню, почему они пошли на такое сотрудничество. Когда Союз распался, мировое научное сообщество задалось тревожным вопросом – чем же теперь займутся учёные в странах СНГ, разрабатывавшие оборонную тематику? Не начнут ли выполнять заказы стран экстремистского толка, входящие в одиозные организации типа Аль-Каида? Поэтому под финансовым покровительством семи ведущих стран мира был создан международный научно-технологический центр мирного направления, куда вошел и противочумный институт им. Айкимбаева, являвшийся в то время консультативно-методическим центром противочумных учреждений Средней Азии и Казахстана, представленных 15 противочумными станциями.

Если казахстанские ученые были сильны в организационных вопросах эпидемиологии, то зарубежные коллеги опережали нас по части лабораторной диагностики. Но благодаря хорошей подготовке, мы быстро освоили новые молекулярно-генетические методы исследований и появившееся в институте современное оборудование. Создание Центральной референс-лаборатории в 2017 году стало венцом этого сотрудничества.

То, что Казахстан проявил смелость и стал вести свою политику в научных отраслях, это и есть, на мой взгляд, настоящий суверенитет. Правда, нам, как и всей стране, пришлось пережить «шоковую терапию» – период с 1993 до 1997 года был тяжелым. Зарплаты задерживались, денег не было, в лабораторном комплексе не то что люди – компьютеры замерзали. Но мы, к счастью, смогли чётко разобраться, с кем из зарубежных партнеров надо работать, а с кем – нет. Европейцы много говорили и обещали, но предложить что-то конкретное по части науки мало что могли, так как Европа не относится к зоне природной очаговости опасных патогенов. Американцы все четко обговаривали «на берегу» – и объем выполняемой работы, и финансирование. Мы заинтересованы были работать с ними еще и потому, что по всем этим проектам часто проводились тематические научные конференции, воркшопы и симпозиумы. Эти форумы оплачивались не из бюджета программы, которую мы выполняли, а дополнительно. Выезжая в США, мы знакомились с их учёными, завязывали с ними активную научную переписку. Это стало для наших сотрудников мощнейшей мотивацией к изучению английского. Плоды этого благоприятного сотрудничества мы пожинаем сейчас: фактически все молодые учёные, свободно владея международным языком науки, находятся на ее острие.

• 132
• 86