Бытовое насилие – это признак авторитарного общества

Психотерапевт Жибек Жолдасова не считает, что после принятия Закона «Салтанат», ужесточающего ответственность за бытовое насилие, можно вздохнуть с облегчением. Между бытовым насилием и развитием демократии есть прямая связь. Чем более авторитарна власть, тем больше давления в семьях.

– Итак, закон об ужесточении наказания за бытовое насилие, который неофициально называют закон Салтанат, принят. Можем ли мы вздохнуть с облегчением и решить, что теперь проблема решена?

– Нет, это всего лишь первый шаг. Мы получили, наконец, ужесточение некоторых пунктов по этому закону. Это уже очень хорошо, но дальше предстоит огромная работа. 90% изменений в обществе в применении этого закона еще впереди. Это не значит, что теперь у нас изменятся полицейские, суды, власть. Теперь важно увидеть, работает закон или нет. Нам нужно продолжать говорить на эту тему как можно громче, как можно чаще. Сейчас кажется, что волна насилия захлестнула страну. Но на самом деле мы просто стали озвучивать то, что происходило годами и замалчивалось.

– Как вы думаете, почему этот закон он принимался беспрецедентно долго, почти четыре года?

– Я не знаю, что там происходило, но создается впечатление, что было серьезное противостояние. У нас много людей, особенно мужчин, которые хотят продолжения традиционной семейной жизни…

– А разве традиционная семейная жизнь – бить жену утром, в обед и вечером? Действительно, противники закона считали, что он противоречит нашим семейным традициям…

– Вы задаете очень правильные вопросы. Получается, что наш менталитет предполагает жестокие семейные традиции. Все почему-то считают, что глава семьи – мужчина, а следовательно, он хозяин не только вещам, но и членам его семьи. Нам нужно определяться с терминами, что такое традиционная семья, что такое глава семьи, какие отношения нормальны, а какие нет. Насилие может быть не только физическим или сексуальным. Есть насилие моральное, психологическое, финансовое… Нам ещё предстоит постигать, что это такое вообще. Мы меняемся, общество меняется, а значит институт семьи тоже должен развиваться.

– Но разве насилие – это особенность нашей ментальности? Насколько я знаю, у казахов не было проблемы бытового насилия. У нас женщина могла быть, условно говоря, главой рода. Совершенно иначе относились к девушкам. И мужчине не надо было самоутверждаться, чтобы доказать, что он глава семьи.

— Но ведь щежире написаны только по мужской линии. Это глубокий вопрос. Может быть физического насилия не было, но было другое. Я тоже слышала много рассказов от своих родственников про наших прабабушек, и там явно было насилие. Может быть не физическое, но моральное точно. Когда поднимают только что родившую женщину с кровати и заставляют ухаживать за гостями, это насилие или нет?

– Тем не менее, не только мужчины, но и женщины, считают, что Закон «Салтанат» нарушает и права мужчин. Это может стать примером обратной дискриминации. Другими словами, он должен защищать не только права женщин и детей, но и права мужчин…

– Закон о бытовом насилии касается всех. Но по статистике, около 90% жертвами насилия являются женщины. Да, женщины тоже могут быть агрессорами. Но основные группы риска — это как раз женщины, дети, пожилые люди.

– А как вы думаете, нужен отдельный закон о главе семьи?

– Я считаю это абсурдом. Когда нас обучали психотерапии, всегда напоминали, что для сохранения благополучных отношений должны прикладывать усилия все члены семьи. Женщина не должна быть мудрее и хитрее, как это у нас сейчас преподают на женских тренингах. Не работает это так. Все члены семьи равноценны и должны участвовать в поддержании семьи.

– Чем вы объясните беспрецедентный общественный интерес к этому процессу как психотерапевт?

– В статистике последних лет почти четыреста женщин ежегодно погибают у нас в стране от бытового насилия. То есть одна-две женщины каждый день. Это страшно. Но дело Бишимбаева выстрелило за счет коллективного бессознательного. Это реакция и на чиновников, и на богатых людей.

– Правильно ли я понимаю, что Бишимбаев сегодня ассоциируется с властью, а Салтанат ассоциируется с обществом? То есть общество воспринимает себя как Салтанат, которая думала: если бьет, контролирует, значит, любит. Так же, как мы говорим, если власть нас контролирует, значит она нас заботится?

– Очень хорошая ассоциация. Не осознавая этого, мы считаем, что надо терпеть, надо молчать, принимать таким, как есть твоего правителя, подстраиваться под него. А Бишимбаев, как власть, проверяет, до какой степени общество будет терпеть насилие над собой. И мы увидим это приговору. Будем терпеть дальше, молчать. Или все-таки начнем меняться?

– Есть корреляции между уровнем бытового насилия и уровнем демократического развития общества?

– Конечно. В развитых странах стремятся к снижению проявлений любого насилия. Более того, есть система его профилактики. Там понимают, что сохранять семью нужно всем членам. Они ведут постоянный мониторинг, сколько процентов женщин у них находится во власти, на руководящих должностях, являются предпринимателем. У нас же пока об этом почти не говорят. В последнем исследовании ООН ужасные цифры. В некоторых регионах насилие считается нормой. Большинство мужчин считают нормальным контролировать, во что женщина одевается, с кем общается, на что она тратит деньги и так далее. Контроль – это уже насилие. Даже деньги на гигиенические средства женщина вынуждена выпрашивать, а это унизительно.

Я всегда говорю своим пациентам, что необсуждаемых проблем не существует. Избегание обсуждения какой-то проблемы — это тоже вид насилия. Замалчивание, как мы часто это делаем и на уровне общества, тоже вид насилия. Если вам постоянно внушают, что вы ни на что не способны, ничего не зарабатываете – это психологическое насилие.

– Я все-таки хочу заступиться за мужчин. Всякое бывает. Например, бывает наоборот, когда мужчина работает на двух работах, а жена на всю зарплату покупает себе какое-то украшение. Мне кажется, это вопрос доверия прежде всего. В том числе и доверия между властью и обществом. Власть должна доверять обществу, что оно платит налоги. А общество – доверять власти, что оно ими правильно распорядится. Можно ли сказать, что вопрос не в гендере, а взаимоотношений в обществе в принципе?

– Да. Это вопрос ещё осознанности каждого человека и как члена семьи, и как члена общества. Поэтому нужно обсуждать семейный бюджет, финансовые планы… Главное – обсуждать, а не замалчивать. Чем больше замалчиваем, тем больше проблем.

– Власть решилась этот процесс сделать открытым. Как вы думаете, она не пожалеет об этом? Нечаянно или осознанно, но этот процесс запустил в обществе большие и, надеюсь, необратимые изменения. В эти дни в нашем сознании происходит квантовый скачок.

– Я считаю это решение правильным. Опять же, мы не замалчиваем эту тему, тем более с таким высокопоставленным чиновником. Я думаю, этот процесс сейчас многие примеряют на себя… Даже подростки смотрят.

Уйти от агрессора очень тяжело. Это огромная созависимость. Жертвой манипулируют и финансово, и детьми, и морально, и унижают, и оскорбляют, и физически принуждают. Поэтому уйти она часто не может банально из-за страха, что ее в очередной раз изобьют, а возможно, убьют.

– Но разве в таких случаях не нужно работать с обоими супругами?

– Психолог работает только с тем, кто пришел. Абьюзеры в нашей стране на психотерапию не приходят. За более чем 20 лет практики в психотерапии я по пальцам одной руки могу пересчитать мужчин, которые пришли по поводу контроля своего гнева.

– Но разве можно отказать человеку в праве измениться?

– Самое главное – создать мотивацию. Но ее у них нет. И поэтому во многих развитых странах психотерапия предлагается как альтернативный вариант, например, решению суда. То есть или ты отсидишь срок за бытовое насилие, или проходишь 50 сеансов психотерапевта. Поэтому следующим шагом со стороны государства может стать хотя бы частичное финансирование услуг психологов, как альтернатива разводу. Причем, их услуги имеет смысл внести в гарантированный объем медицинской помощи. То есть в год, допустим, ты имеешь право получить 10 сеансов психотерапии.

– У вас много работы?

– Очень много. И из года в год становится все больше и больше. В начале 2000-х, когда я начинала только работу, люди очень боялись психотерапевтов. Но за 20 лет ситуация изменилась. Люди понимают, что внутриличностные проблемы надо решать со специалистом.

– Но где ж мы столько психологов наберем? Может быть, надо более системные, более глубокие вещи делать? Например, работать с обществом, изменить отношение к институту брака.

– Самые продуктивные взаимоотношения, в том числе и в семье, это сотрудничество, а не компромисс. Компромисс – это уже насилие. А вообще лучший вариант – понимать, что не надо нас делить на мужчин-женщин.

Хороший ты человек или плохой? Вот это самое главное. Я считаю, что мы должны быть прежде всего людьми, а не мужчинами и женщинами.

• 25
• 24