Это Кожа вышел на площадь и в Желтоксан, и в Кантар

В этом году знаменитый фильм «Менiн атым Кожа» – «Меня зовут Кожа» – отмечает 60-летие выхода на экраны. Как сложились судьбы юных актеров легендарного фильма?

Хозяин Земли

Исполнителю главной роли Нурлану Санжару (Сегизбаеву) сегодня 72 года. Он стал кинодраматургом, как бы продолжив судьбу своего героя в реальной жизни. Дело в том, что одноименная книга Бердибека Сокпакбаева автобиографична: Кожа становится писателем.

Знаменитую повесть перевели на 67 языков мира. А появилась она благодаря хрущевской оттепели, которая в конце 50-х коснулась и казахской творческой интеллигенции. Композитор Шамши Калдаяков написал песню «Менің Қазақстаным», а детский писатель Бердибек Сокпакбаев откликнулся на дыхание оттепели повестью «Менiн атым Кожа» про простого мальчишку с редким для казахов именем Кожа – хозяин Земли. Ее в Казахстане долго не пропускали к печати.

– Наверное, потому, что аул был показан таким, каким он был на самом деле – нищим, обездоленным, сиротским, а в соцреализме это не поощрялось, – предполагает Нурлан Санжар.

– Он ведь много изведал горя с самого раннего детства, видел много несправедливости, – вспоминает дочь писателя Самал Сокпакбаева. – Возможно, поэтому писал он так просто, доступно и убедительно. Очень рано остался без отца. Когда папе исполнилось восемь лет, в самый разгар голодомора 1932-33 годов, не стало матери. Многие из его сверстников прошли через детдома, скитания по чужим углам, но при этом выросли людьми крепкими, закаленными, целеустремленными, с набором бойцовских качеств. Отец же от рождения был наделен очень чуткой ранимой душой. Он старался о своем детстве не вспоминать, но когда касались этой темы, лицо у него темнело. Мрачнел, очень нервничал, и, казалось, вот-вот заплачет.

В писательской среде рассказывают, что в 1956 году Бердибек Сокпакбаев чуть ли не в рукописном варианте отправил повесть в Москву, где проходило очередное Всесоюзное совещание молодых писателей. «Меня зовут Кожа» была прочитана с подстрочника и повесть приняли на «ура». Присутствовавший на совещании Луи Арагон, почувствовав оригинальность, сочность красок и колорит произведения, увез копию к себе на родину. Французская версия «Менiн атым Кожа» вышла почти одновременно с русской. В выходных данных первого издания повести так и значится: «Москва. 1956 год», а в Казахстане на родном языке произведение было издано только три года спустя, но зато без купюр, на которых раньше так упорно настаивали.

А потом повесть заметил кинорежиссер Абдулла Карсакбаев. Он поставил по этой книге одноименную картину, которая была удостоена поощрительного приза как лучший фильм для детей на Каннском кинофестивале.

– Кожа – это собирательный образ будущего страны, – считает Нурлан Санжар. – Во время декабрьских 1986 года и январских событий 2022-го на площадь выходили вот эти ищущие правду мальчики-бунтари. Поэтому народ и продолжает любить и книгу, и фильм «Менiн атым Кожа».

Кожа – это герой на все времена и для всех народов. В 2018 году был произведен дубляж фильма в Турции для трансляции на телевизионных каналах. В июне 2019 года I Евразийский кинофестиваль — ECG Film Festival в рамках британского кинофестиваля Romford Film Festival в Лондоне открылся фильмом «Меня зовут Кожа» на английском языке. Дубляж делали американские школьники, увлекающиеся актерским мастерством. Они занимались этим, по словам Майры Карсакбаевой, невестки Абдуллы Карсакбаева, с удовольствием, разница менталитетов и времени не ощущалась. «Эта история как будто бы про нас», – говорили юные американцы.

Лучший гонорар – освобождение от уроков

А ведь картина «Менiн атым Кожа» могла и не состояться. К марту 1963 года, когда уже должны были начинаться съемки, исполнитель главной роли все еще не был найден. Его искали повсюду. В Казахстане пробовалось около тысячи мальчишек, в Киргизии – порядка 700… Заговорили о закрытии картины.

Но однажды второй режиссер Турар Дуйсебаев и оператор Михаил Аранышев вышли из здания «Казахфильма» (он тогда располагался на пересечении улиц 8 марта и Комсомольская) на обед, перешли через дорогу, а там выбежавшие на переменку мальчишки из школы №33 устроили потасовку.

– Этот день остался в памяти будто вчера. Когда какой-то мужчина (это был Турар Дуйсебаев) схватил меня за руку, я испугался, вырвался и убежал, – рассказывает Нурлан Санжар. – Думал, что меня хотят отвести в милицию. Девчонки рассказывали потом, что он спросил у них, кто этот парень – с фингалом под глазом и в рубашке с оторванным воротом. Они ответили, что это местный хулиган Нурлан Сегизбаев. Через несколько минут меня прямо с урока привели в кабинет директора.

– О! Этот тот самый мальчишка, – обрадовался тот, кто помешал нашей драке, и крепко, так, чтобы я не смог вырваться, схватив за руку, поволок на киностудию. Навстречу нам вышли двое мужчин. Как оказалось, сам режиссер – Абдулла Карсакбаев и художник по декорациям Кулахмет Ходжиков. Они удивились, увидев меня, один из них, подергав за истерзанный воротник рубашки, сказал: «Ну вот, нашёлся, наконец». Шакен Айманов тоже пришел, чтобы поздравить с тем, что нашли «пацана». А я уперся – не хотел сниматься, моим кумиром был мой старший брат, футболист Тимур Сегизбаев, я тоже хотел стать таким, как он. Но когда сказали, что до самой осени – с марта до октября – не буду ходить в школу, согласился.

Пока снимали фильм, взрослые удивлялись, как я, 12-летний мальчишка, быстро вхожу в образ, но это было заслугой Абдуллы Карсакбаева. Свою дебютную картину он снимал под мощнейшим давлением художественного руководителя картины, известного кинорежиссера Ефима Арона, который к съемкам подходил с европейской точки зрения: хотел, чтобы герой был чистеньким, аккуратненьким, при галстучке. А Карсакбаев предлагал показать натуральный казахский аул. Задачи перед маленькими актерами он ставил в процессе игр. В картине есть сцена, где мать Кожи плачет, расстроенная очередными проделками своего непоседы-сына. Я был свидетелем того, как народная артистка Бикен Римова готовилась к этой сцене. Она на целые сутки уединилась с домброй. Чтобы не потревожить состояние актрисы, у которой внутри стояли слезы, ее даже гримировали лежачей.

Свет был уже установлен, роли проработаны и тут всех подвел я. Мой герой при виде расстроенной матери тоже должен был заплакать. Бикен Римова сказала мне по-казахски: «Сынок, ты уж постарайся. Мне очень тяжело держать слезы». Но заплакать я все равно не смог. Внутри меня словно какой-то замок защелкнулся. Актриса ждет, камера направлена на меня, а я не могу сдержать нервного смеха. Арон закричал: «Абдулла, чего ты хочешь?! Это же не профессиональный актер. У народной артистки сейчас уйдут слезы. Срочно несите дистиллированную воду». И мне стали закапывать ее пипеткой в глаза. Чтобы выкатились «слезы», в нужный момент надо было слегка шевельнуть ресницами. Пробовали один дубль, второй, третий – ничего не получалось, у меня глаза смеялись. Я и не заметил, как справа от меня оказался режиссер. Он внезапно дал мне оглушительную оплеуху и выскочил из кадра, а у меня выкатились две огромные горячие слезы. Когда закончился этот дубль, съемочная группа выдохнула: «Снято!», а Абдулла кинулся ко мне со смущенными поцелуями.

Вообще все взрослые в этом фильме подстраивались под меня. Моя киношная мама Бикен Римова, например, научила меня садиться на коня. Я, городской пацан, лошадей поначалу очень боялся. Она, увидев это, подвела к коню, показала, как его седлают, с какой стороны восточные люди садятся, какой рукой держат поводья и какой должна быть спина у казаха при езде: не в наклон, как у европейцев, а прямой и даже немного откинутой назад. Когда она посадила меня в седло, то все переполошились: а вдруг сейчас упаду, поцарапаю лицо, и съемки будут приостановлены! Но Бикен-апай сказала, что лошадь спокойная и, взяв ее под уздцы, пошла с ней по кругу.

Я не видел, что во время этой сцены неподалеку стояли режиссер со своим неизменным «Беломором» в зубах и композитор Нургиса Тлендиев, с которым Абдулла Карсакбаев был в большой дружбе. Но эта мизансцена имела продолжение. Через месяц в районе Каскелена мы снимали эпизод на жайляу. Там было очень много людей – конных и пеших. Нургиса Тлендиев развлекал селян игрой на гармони и домбре. И вдруг он, бросив инструмент, подошел ко мне, положил руку на затылок и подвел к какой-то черной лошади. Все закричали: «Нельзя! Она горячая!». А он: «Ниже земли все равно не упадет». И посадил на коня. Ноги не доставали до стремян, и я их засунул в ремни над ними. Тлендиев предупредил: «Смотри, чтобы ноги не провалились дальше. Иначе, если конь понесет, не сможешь их вытащить». И вдруг с силой ударил лошадь по крупу. Она понесла так, что дух захватывало, но я был счастлив! Это был настоящий полет! Краем глаза я увидел, что Нургиса-ага одним махом взлетел на неоседланную лошадь и стал меня догонять. При этом он визжал так, как это умеют только степняки. Видимо, у него был расчет пробудить в крови у городского казаха инстинкт наездника. И действительно, я интуитивно делал движения, которым меня никто не обучал, но именно те, которые были необходимы. А потом я даже не увидел, а скорее, почувствовал, что удовлетворенный своим уроком Тлендиев отстает от меня. Я тоже стал останавливать свою лошадь. С трудом, но все же развернул ее и поскакал назад.

Пятиклассник в кино и жизни

– В школу я вернулся только в октябре, – продолжает Нурлан Санжар. – Естественно, остался на второй год. Мой отец тогда работал в Совете министров республики, зайдя к министру просвещения республики, возмутился: «Что за безобразие? Позволили ребенку не посещать школу, а теперь он остался на второй год». Министр тут же позвонил в школу и потребовал, чтобы меня немедленно отправили в шестой класс.

Но когда директор, сочувственно глядя на меня, сказала, что я не вытяну программу шестого класса, немного всплакнул и легко поддался на уговоры не торопиться. Вот так я отстал от своего класса, где учились Алибек Днишев и Булат Султанов, будущий директор КИСИ, с которым я сидел за одной партой с первого класса.

Когда через три года Шакен Айманов решил снимать свою картину «Земля отцов», он приехал к нам домой. Отец не хотел, чтобы я снимался, но поставил меня по стойке смирно перед человеком, с которым был хорошо знаком: решай сам, не маленький. Я отказался. И тогда Шакен Кенжетаевич пожаловался на Санжара Бахтыбаевича Сегизбаева Кунаеву. Не отпускает, мол, сына в кино. Первый секретарь ЦК компартии Казахстана вызвал папу к себе. «Если Нурлан хочет каждый год оставаться на второй год, то – пожалуйста», – ответил отец. Но я был против и Шакен-ага взял в свою картину Мурата Ахмадиева, с которым мы были очень похожи. И правильно сделал – тот очень хорошо снялся в «Земле отцов».

В десятом классе я решил стать писателем, хотя Шакен Айманов предлагал поступать в актёрскую школу. Но о кино даже и думать не хотелось, я вообще не люблю актёрство. Тогда он предложил поступать на режиссуру во ВГИК, в тот год, в 1969-м, набирал курс Игорь Таланкин. Отказался. Закончил филфак в Усть-Каменогорске, отработал 3 года в Катон-Карагайском районе, самом отдаленном уголке Восточно-Казахстанской области, потом два года в Якутии, и вернулся в Алма-Ату.

Зашёл как-то на киностудию. И мне говорят, что в этом году набирает курс великий мастер, драматург Евгений Габрилович. Надо отправить на конкурс творческую работу объемом 60 страниц машинописного текста. Я написал от руки рассказ на 13 листах. На «Казахфильме» сами отпечатали и отправили в Москву. Другие, оказывается, отсылали рукописи до 100 страниц, но вызов пришёл одному мне, более того – меня зачислили вторым по Советскому Союзу, первым был парень из Молдавии. На втором курсе у меня уже купили мой первый сценарий – «Соломинку удачи» по мотивам одноименного рассказа Абиша Кекилбаева. А на третьем курсе из-за того, что у меня семья разваливалась, я перевелся на заочное. На «Казахфильме» для меня работы не нашлось, потому что там не было должности сценариста. Режиссёрам хоть стаж шел в период бескартинья, а у нас – ни зарплаты, ни стажа. Тогдашний председатель Госкомитета КазССР по кинематографии Ляйля Галимовна Галимжанова велела нам покинуть «Казахфильм» и изучать жизнь за пределами киностудии. И сценаристы, нас было человек 15-20, подались кто куда. Я, например, отработал на телевидении лет 14 или 15, в нулевые вернулся на «Казахфильм».

Всё это время писал драматургические работы и книги. Сейчас я на пенсии, немного преподаю, мне дали новый, необычный курс на журфаке в КазГУ. Предмет называется «Теория киномедии». Это философское направление о кинодраматургии, о масс-медиа и искусстве. За последние несколько месяцев написал несколько учебных пособий об этом. Одна из них – «Введение в теорию киномедии» – пользуется успехом, ее можно купить в любой точке мира в интернет-магазинах. Из кино почти ушёл, участвую в нем только периодически. Мне это уже не интересно, а вот литературу – кинематографическую прозу – надо делать, потому что уже возраст подошел и надо успеть довести задуманное до читателя.

Где угол в юрте?

Интересно, конечно, узнать и о судьбах других детей, сыгравших в фильме «Меня зовут Кожа» – бесшабашного Султана (Марата Кокенова) и девочки-пионерки Жанар (Гуля Курабаева).

Известно, что Марат Кокенов (Султан), закончил журфак КазГУ, работал в органах, потом его следы затерялись, а Гуля Курабаева (Жанар) закончила энергетический факультет политехнического института. В кино они оба больше не снимались.

Юсуп Шамузов, маленький мальчик, сыгравший чабанского сына Даулета, окончил Ленинградский медицинский институт. Когда он пришел в картину, ему было всего четыре года. А произошло это благодаря соседству с Петром Юманковым – директором картины «Меня зовут Кожа». Однажды мальчик из многодетной семьи вместе с другими малышами разглядывал редкую в ту пору машину, на которой дядя Петя приезжал и уезжал на работу. И вдруг важный сосед, выйдя из нее, взял его за руку и пошел на переговоры с родителями. Мама Юсупа, услышав о том, что за съемки в фильме самый младший из ее шестерых детей будет получать деньги, очень обрадовалась. На другой день она, надев на сынишку нарядную рубашку, повела его на фотопробы, которые он успешно прошел. Но работать с ним было нелегко. Он то орла дразнил, то собаку… Как вспоминает Нурлан Сегизбаев, бывало так, что уже и свет поставят, и камеру включат, но Юсуп, увидев, например, бабочку, забывал о роли и бежал за ней. Вся группа останавливала работу и молча наблюдала, когда малыш ее, наконец, поймает. Воспитательница, которую специально прикрепили к Юсупу, пыталась даже в угол его ставить. Последнее, кстати, сделать было не так-то просто. Съемки шли на жайляу, и съемочная группа жила в юртах, а она, как известно, круглая. Выход нашелся, когда ей кто-то посоветовал открыть дверь юрты – снаружи как раз получался угол.

После съемок в фильме «Меня зовут Кожа» Юсупа Шамузова много раз приглашали сниматься в кино. Но принимать эти предложения ему мешало, по его словам, больное самолюбие. Дело в том, что в детстве и юности он отставал от своих сверстников в росте. Другие претенденты на роль, будучи по возрасту младше его, выглядели гораздо взрослее. Это же самолюбие заставляло будущего спортивного врача выигрывать все олимпиады по точным предметам.

Поскольку он еще занимался и боксом, то по рекомендации своего тренера пришел работать во врачебно-физкультурный диспансер республиканского совета «Динамо». С 1983 года его пациентами были все знаменитые боксеры: Серик Конакбаев, Василий Жиров, Виктор Демьяненко, Ермахан Ибраимов.

• 186
• 92